Три женщины в городском пейзаже

Ну и я стала их использовать. И тоже любить наполовину. Ты мне – я тебе, все справедливо. Беру, что дают. Говорю «спасибо». Больше не прошу, не наглею. В общем, мы друг друга устраиваем. Они получили внучку, а я – все остальное. Правда, вижу – бабка ко мне привыкла. Даже скучает. Но повторю – насовсем к себе не зовет.

Мать тянет деньги и клянчит шмотки, завидует, обижается. Чуть что – пошла вон! Иди к своим академикам, лижи им задницу! Ты же за шмотки мать родную продала! В общем, все как-то фальшиво, Леш. Со всех сторон. Все ищут свою выгоду, а на любовь всем наплевать. Вот такие, Туров, дела. – Выдохнув, Лена села на кровать и поежилась: – Холодно, да? Может, прибавить? – Накинув длинную вязаную кофту, Лена подошла к окну. Не оборачиваясь, сказала: – Не знаю, счастливая я или несчастная. У всех своя судьба. Только… чувствую, что я как Петрушка на ярмарке. Как цирковая обезьянка – кривляюсь на потеху публике, для бабкиных гостей. А бабка с дедом довольны – удачная получилась внучка! Красивая, умная. Оригинальная! Это я однажды услышала: «Оригинальная у вас девочка, Елена Васильевна!» А еще знаешь, что слышала? – усмехнулась она. – Случайно, конечно. Крутилась перед зеркалом в коридоре и случайно услышала. Бабка мною хвасталась, а потом вдруг с тяжелым вздохом: «Бастард, заугольница. Но нам повезло – эти редко бывают удачными! К тому же наследственность… Как понимаете, Беллочка, гены еще никто не отменял… А наследственность там – не дай бог! Об одном Бога молю – чтобы победили наши, лыжниковские гены! Тогда, может быть, из нее выйдет толк! В общем, пока наблюдаем!» Я застыла как вкопанная. Ничего себе, а? Нет, все верно – и про бастарда, и про мамины гены. Но чтобы так, обухом… как тебе – наблюдаем! То есть если что-то не то, то пошла вон, чернавка, темная кровь? Выходит, я была права – я для них игрушка, развлечение. Сложится – не сложится. Пока они наблюдают! Наблюдают за цирковой обезьянкой – хорошо ли поддается дрессировке? А не поддастся, тогда ее обратно, на помойку. И объявят эксперимент неудачным.

Стою не дышу. Сердце вот-вот выпрыгнет. Валить отсюда надо. Бежать сломя голову! Выскочила на лестницу, перекурила, уняла дрожь и… подумала. А что, все так и есть! Я что, раньше этого не знала? И правильны их опасения – с моими-то генами! Правда, и их сынуля… Тоже не трезвенник. Но он под контролем: шаг влево – расстрел, бабка на страже. И еще – бабка правду сказала. Я незаконнорожденная. Не очень звучит, правда? А бастард, кстати, вполне ничего! Бастард звучит неплохо, заугольница хуже. Кстати, знаешь, что это означает? Рожденная за углом. Как тебе, а? В общем, там – продали, а здесь – купили. Вот как-то так. Но я взяла себя в руки – а ни фига! Вы меня используете, и я вас! И если бы не были акадэмиками – фиг бы я с вами связалась! Короче, вы – мне, а я – вам. Взаимные интересы учтены, правила поведения соблюдены. Вы мне хорошую жизнь, деньги, тряпки, поездки. А я вам умную и красивую внучку. А что, все справедливо, правильно? А на деле… А на деле я… никому не нужна. Ни одним, ни другим… Такая тоска наплывает… Хоть вешайся. А потом ничего, беру себя в руки. Ну и живу дальше. Я сильная, Леш!

Туров молчал. Что тут скажешь… В поддержке и одобрении она не нуждалась. Высказать сочувствие? Нет, это не для нее, не для Ленки. Судорожно подыскивал, что сказать: «Теперь ты не одна, я с тобой, на всю жизнь, ты больше не будешь чувствовать себя обманутой или ненужной, использованной. Ты – самое дорогое, что у меня есть! Самое любимое и самое главное! И всю свою жизнь – нашу жизнь! – я буду тебя оберегать и защищать!» Но слова застревали в горле. Он смотрел на Лену, и сердце ныло от жалости. Как он, мальчик из благополучной семьи, у которого всегда были прекрасные, заботливые папа и мама, которые его обожали и уважали, холили и лелеяли, занимались его воспитанием, водили на музыку и рисование, брали в походы и на море, может судить, а уж тем более – осуждать? Нет, права он не имеет. Бедная, бедная Ленка! Сколько ей пришлось пережить!

– Лен, – сказал он дрогнувшим голосом, – все это, конечно… ужасно. Мне очень жаль. Только… – Он вдохнул побольше воздуха. – Только ты теперь не одна. У тебя есть я, понимаешь? И больше тебя никто не обидит!

Лена окинула его взглядом. Грустным, насмешливым.

– Спасибо, Лешка. Я знаю. Только, – она усмехнулась, – только защищать меня не надо. У меня такие зубы выросли – загрызу, кого хочешь!

– Лен, выходи за меня замуж! Не смейся, я на полном серьезе!

Лена расхохоталась.

– Я сказал что-то смешное? – обиделся Туров.

– Нет, Леш, – посерьезнела Лена. – Не обижайся, пожалуйста! – Она встала с дивана и подошла к окну. Не оборачиваясь, глухо сказала: – Нет, Леш, прости. Это в мои планы не входит. Рано мне еще замуж. Да и зачем? – И, резко обернувшись, повторила: – Зачем? Ну правда – зачем? Ты мне ответь! Если получится.

Он растерялся.