Три женщины в городском пейзаже

И вообще, Кать, – с грустью проговорила Саша, – мне всегда казалось, что он ее боялся. Понимал: если он уйдет, Зоя себе в удовольствии не откажет, отомстит, поквитается. Одним словом, око за око. И, конечно, ничего не отдаст: ни квартиру, ни машину, ни все остальное. А остального, как понимаешь, там было немало. Ну и вдобавок напишет куда надо, с нее станется. А написать было о чем, не сомневаюсь, – торговля. Да и откуда у них все это? Наверняка все про его дела и делишки женушка знала. Это мать моя дурочкой была, беззаботной бессребреницей. Принесет милый друг коробку конфет или дочке платьице, а она и рада. Всему радовалась, как ребенок. Не понимала, наверное, что денег там завались. Правда, однажды, – улыбнулась Саша, – я мамашу спалила. Мне было лет пять или шесть, что-то в этом роде. Накануне она весь вечер бурчала: «Опять свои коробки притащит, спасу от них нет! Лучше бы дал на хлеб, на черта нам его конфеты!» Ну я и выдала – папаша на стол коробку, а я, как старая бабка: «Лучше бы на хлеб дал, на черта нам твои конфеты!» Он обалдел. Смотрит на меня, не моргая. Потом на мать. А та подхватилась и – шмыг на кухню.

Знаешь, я всю жизнь буду помнить его взгляд – сначала недоуменный. Потом растерянный. А потом злой. А я кручусь у него под ногами, и мне почему-то страшно весело! Он меня к себе притянул: «Это тебе, Саша, мама сказала?» Ну я, наивная, киваю: «Ага!» Что понимает пятилетний ребенок? Отец вскочил и на кухню, а оттуда материнские причитания. В общем, минут через десять хлопнула входная дверь – ушел. Обиделся.

А мамаша слезами залилась и на меня напустилась: «Какая ты дура, Саша! Какая бестолковая! Зачем ты это сказала? Ну зачем? Видишь, теперь папа обиделся и больше к нам не придет!» «Никогда? – дрожа от ужаса, спросила я. – Совсем никогда? И даже на мой день рождения?» «Конечно, никогда! И даже на твой день рождения! Сама виновата – язык без костей! Больше не будет у тебя, Сашенька, папы!»

Можешь представить, что со мной было. Ночью мне снились кошмары: бабушкины похороны, гроб посредине комнаты и бабушкина рука: «Саша, девочка, ложись со мной рядом!»

Страшное дело чувство вины, – вздохнула Саша. – Все, Катька, не туда мы с тобой углубились, подруга, не в ту степь. Все давно быльем поросло, глупо вспоминать! Да и вообще… Если честно, я всю жизнь старалась об этом забыть. Спать! Завтра в восемь подъем.

На завтра было запланировано Мертвое море. А по дороге – Кумранские пещеры.

Мертвое море Саша не любила – не купание, а сплошная мука. Что это за море, в котором нельзя поплавать? Нет, лечебные свойства Мертвого моря никто не отрицал, но как удовольствие Саша его не рассматривала. Тем более что есть Средиземное и Красное!

Но показать Катерине эту диковину надо.

Думала, что уснет, как только положит голову на подушку. Как же – накрыло так, что не уснуть.

Накатывало волнами, захлестывало – ей казалось, что сейчас она задохнется. Бросало то в жар, то в холод. Саша сбрасывала одеяло, вытирала майкой липкий пот, вскакивала, выходила на балкон, долго пила на кухне воду и снова выходила на балкон, пыталась унять дрожь в руках, отвлечься. Открыла журнал, но буквы прыгали, как блохи на собаке, и сосредоточиться не получалось. Зашла в Фейсбук, пробежалась по ленте, не вчитываясь и не особенно вглядываясь в новости и сплетни. Посмотрела на часы – половина пятого. Пить снотворное поздно, через пару часов вставать. Выходит, судьба ей промучиться до подъема. Дело привычное, но с каждым годом это дается все тяжелее. А день придется провести на ногах. Ну куда Катьку понесло: «Помнишь, как мы поехали к твоему отцу в деревню?»

Помнит. Все она помнит. Несмотря на то что добрую – или недобрую – половину всего этого ей хотелось бы забыть навсегда.

«Детская травма», – подумала Саша.

Ну да, термин известный. Был даже момент, когда она решила пойти к психологу. Но не получилось, а потом, как это обычно бывает, закрутилась, да и отпустило на время.

А у кого нет проблем? Все там, за спиной, в наших рюкзаках: страхи, обиды, воспоминания, чувство вины. И ничего, все как-то живут, как-то справляются. Ну и она справлялась. Как умела.

Встала, конечно, с больной головой. Ну да ладно, пройдет. Наспех выпив кофе, поехали. Мимо желтоватых гор, зеленых, буйно цветущих садов кибуцев, мимо бедуинских поселений, кое-как сколоченных шатров, пасущихся баранов, тощих огородиков, важных и надменных верблюдов, бензоколонок, кафешек, обгоняя яркие, в эмблемах, автобусы, набитые туристами. Мимо самостийных рыночков, торгующих финиками, медной посудой, ананасами. Мимо пустыни.

И вот уже древний Кумран: желтый песок, бедные и блеклые цветочки вдоль дороги – пустыня. Парочка сусликов, удивленно смотрящих на незваных гостей, гордый силуэт горного козла, театрально застывшего на склоне горы. И снова Катькино оханье и аханье, удивление и восхищение.

Мертвое море. Катька осторожно попробовала ногой воду. Зашла. Провела рукой, засмеялась. Оглянулась на Сашу:

– Глицерин! Чистый глицерин, обалдеть!

Окунувшись, быстро вернулась.