Три жены

Она немного испугалась. И подумала, что никогда не целовалась с мужчинами. И с мальчишками она тоже не целовалась. Еще совсем недавно решилась плюнуть на свою девственность и сказать о своей любви заведующему отделением, где проходила практику, а теперь вот боится, и едва ноги не подкашиваются, когда думает о том, что Максим ее сейчас поцелует. И самое страшное, что он тоже стоит и смотрит на нее, не зная, как быть. Боже, какой он милый, интересно, он когда-нибудь целовался с другими девушками? От этой мысли, от гнева, что могли быть еще какие-то там девушки, вот так же, как она, считавшие фонари, у Лады по щекам поплыли пятна едва заметного румянца. Ей стало дурно от мысли, что на ее месте могла бы стоять сейчас другая. Или стояла? Или…

Сорок восьмой фонарь дался ему с трудом. Он больше не мог считать, хотя сначала решил сосчитать до пятидесяти, но теперь – не мог. Голова совсем закружилась. Последнее касание ее руки показалось ему легким пожатием, исполненным ободрения. Он остановился и смотрел на нее, как слепой котенок. Неужели можно поцеловать девушку? Вот так просто взять и поцеловать? Ту самую девушку, которую вознес на заоблачный пьедестал? Именно ее – и вдруг поцеловать? А почему нет? Он ведь собирается жениться на ней, а значит, сможет целовать ее в любое время дня и ночи. Может запереться с ней в комнате, отключить телефон и целоваться целую неделю, отрываясь только для того, чтобы вдохнуть поглубже. Он наклонился к ней, и лицо Лады слегка раскраснелось. Он улыбнулся и поцеловал ее.

– Ты целовался с другими девушками? – спросила она, сразу же оторвавшись от него, глубоко вдохнув и тревожно заглядывая ему в глаза.

Он покачал головой и снова шагнул к ней.

– Мы совсем как дети, – сказала Лада полчаса спустя.

Только она не знала, что прошло полчаса. Для нее за это время промелькнула эпоха. Прильнув друг к другу губами, они затем встрепенулись и огляделись. В мире ничего не произошло. Никто не смотрел на них осуждающе, на улице никого не было. А сладость, оставшаяся на губах, властно требовала чего-то… Они уютно устроились на парапете, рискуя свалиться-таки в воду. Посудите сами, такое головокружение способно свалить в воду кого угодно! Это было уникальнейшее занятие – поцелуи. Они открыли его для себя впервые и уже не могли думать ни о чем другом. Да разве есть на свете что-нибудь более всепоглощающее, более интересное?

Когда гости разошлись, уже за полночь, Феликс Николаевич спросил жену:

– Луиза, а где Лада? Я видел ее сначала. Неужели ушла спать так рано?

Луиза вытянула губки вперед и опустила глаза.

– Ты знаешь, – начала было она и замолчала, размышляя, сказать мужу правду или…

– Лу, – он притянул жену к себе поближе, – ты сегодня такая красивая.

Луиза вздохнула – наконец-то заметил – и отправилась в спальню вслед за мужем, думая о том, какой сегодня удивительно романтический день.

Напольные часы пробили час ночи, когда Феликс, помолодевший и слегка взъерошенный, вернулся из душа в махровом банном халате и взял за руку жену.

– Так где наша дочь?

– Наша дочь в надежных руках, – успокоила Луиза.

– Ты думаешь, она с Максимом? А вдруг она катит в поезде в Энск к своему донжуану?

– Фу! Конечно с Максимом, где ж ей еще быть. Это ведь моя дочь! – гордо сказала Луиза и отправилась в ванную.

– Ну в общем-то да, конечно, – пробормотал Феликс, откидываясь на подушки.

Когда Луиза вернулась из ванной, он промычал ей сквозь сон что-то неразборчивое.

– Спи, солнечный мой! – Она поцеловала его в висок.

У дома, когда из-за соседней новостройки уже показался наполовину огромный солнечный диск, они обсуждали свои, теперь уже общие, планы.

– Нет, нет. – Он снова казался ей взрослым. – Ты ничего не должна говорить родителям. Я должен прийти к ним с официальным визитом и попросить твоей руки.

– Глупый, – она наклоняла голову все время к правому плечу, за сегодняшнюю ночь у нее появилась такая вот странная привычка, – глупый, к чему все эти церемонии?

– Это не церемонии. Мы не должны никого обижать. Ты думаешь, они будут против?

– Нет, конечно, – засмеялась она. – Они будут «за»!

– Тем более. Представь себе, у нас с тобой родится дочь, мы ее вырастим, пушинки будем с нее сдувать, а потом вдруг явится какой-то там тип и уведет наше сокровище, не спросив…

Она снова и снова наклоняла голову к правому плечу. Он ей ужасно нравился. Ей нравилось, что он собирается сдувать пылинки с их еще не рожденной дочери, что называет ее заранее сокровищем. Ей даже захотелось, чтобы эта дочь у них поскорее родилась. Или – нет, всему свое время. Сначала они поженятся и поедут куда-нибудь на необитаемый остров, как он говорил. Снимут там хижину, закроются в ней и выбросят ключ. И весь медовый месяц будут целоваться…

– Хорошо, но сейчас они еще спят, не будить же их.

– Я приду к обеду.

– Нет, – смеялась она, – ты не выспишься до обеда. Обед уже скоро.

– А я и не собираюсь спать… Спать будешь ты, а я буду охранять твой покой…

– Где же?

– Да здесь, под окнами. Я буду ходить туда-сюда, туда-сюда, как караульный…

Лада смеялась.