– Нет, – она толкала его в сторону остановки. – Ты поедешь домой и будешь там спать до вечера, а вечером явишься к нам. И вот тогда…
– Отдайте мне вашу дочь! – Максим театрально упал на колено посреди дороги и приложил руки к сердцу. – Я жить без нее не могу!
– Глупый, глупый, – смеялась она.
И столько неподдельного счастья было в ее смехе. Столько жизни и радости.
Расставшись наконец с Максимом и условившись встретиться вечером, ровно в семь часов, и даже поцеловав его на прощание в подъезде, Лада поднималась к себе на четвертый этаж. У двери она остановилась и задумалась. Ключей-то нет, придется будить… Она вздохнула, но тут же легкомысленно разулыбалась во весь рот и потянулась к кнопке звонка. Но дверь неожиданно открылась. Мария Александровна приложила палец к губам: тише. На лице у нее была точно такая же улыбка, как и у Лады. Лада обняла ее за шею и поцеловала.
6
После смерти отца Дара никак не могла прийти в себя. Что-то погасло, какой-то маленький, но незаменимый источник света, отчего все вокруг стало серо и уныло. Она сообщила о его смерти Регине и потом чуть ли не силой удерживала ее дома, потому что ма рвалась ехать в Энск, разбираться с этой… какими только слонами она не крыла Ольгу. Наконец она обмякла как-то, расплакалась было, но тут же замолчала и посмотрела на Дару:
– Ведь теперь уже все равно, правда? Теперь он насовсем наш. И какая разница, что она там теперь делает…
А сделать Ольге предстояло немало. Во-первых, она все время держала руку на Валерином пульсе – вдруг взбрыкнет ее козлик и белом халате, вдруг заартачится. В течение недели нужно было держать ухо востро, поэтому Ольга каждый день бывала в больнице.
Валера понимал, что эта женщина, в принципе довольно симпатичная, в любой момент готова раздвинуть для него ноги, готова раскрыть кошелек и достать пачку купюр любой ценности, в любой валюте, хоть в мексиканской. И первое время он порывался этим воспользоваться. Но чем дольше Ольга находилась с ним рядом, тем лучше он понимал, что она за человек. А точнее, что она и не человек вовсе. Нет в ней ни человеческих слабостей, ни женственности – все игра. И сыграть она может все что угодно. Лицо ее было похоже на маску, застывшую в ожидании… Как будто сейчас появится сигнал, и маска станет злой или доброй – как придется. Ольга постоянно улыбалась, но и улыбка ее была такой же двойственной: то ли добрая волшебница, то ли злая фея. Улыбка плавала. Валера потихонечку впадал в панику. Кто стоит за спиной этой женщины? Вряд ли она всю эту кашу заварила самостоятельно. Скорее всего, какие-нибудь ребятки стоят за ее спиной. А что, если вслед за ней придут к нему эти ребятки и потребуют деньги назад? Или, скажем, попадет он случайно под машину. Где гарантии?
Но отступать было поздно, и Валера терпеливо ждал, когда же этой афере придет конец. Ольга дала ему инструкции на случай любых непредвиденных обстоятельств, даже записку для Марка, заранее заготовленную, сунула в карман.
Он прочел ее потихонечку, отлучившись в палату к больным. Ну и пишет эта стерва! Сначала шли уговоры выполнять все рекомендации врача, обещания «прорваться к любимому мужу завтра», так как в больнице сейчас якобы карантин, никого не пускают, но она уже нашла главврача – он обещал пустить ее, в виде исключения. А теперь пусть Марк будет умницей, пусть позволит этим извергам хоть немного себя полечить. А дальше на половине страницы шло такое, чего Валера сам никогда не делал с женщинами и даже не подозревал, что есть такие женщины, которые все это вытворяют, да еще и мечтают об этом. Ему захотелось тут же вернуться в ординаторскую и попросить Ольгу показать, как она это себе представляет. Он решительно направился в сторону кабинета и как раз в этот момент наткнулся на Ладу.
Девушка, как всегда, смотрела на него сумасшедшими глазами. К этому он привык достаточно быстро. Сумасшедшие глаза означали готовность героически отдаться ему по первому свисту, похерив удручающую до сих пор девственность, и даже не проситься замуж после этого. Сначала Валера отнесся к ней весьма снисходительно. А почему бы, собственно, нет? Девушка была молодая и спелая. Однажды они вместе ехали в лифте. Валера, две старенькие врачихи и Лада. Их груди соприкасались, и ее при этом ходила ходуном – так тяжело она дышала. Валера посмотрел ей вслед с улыбкой и уже решил было про себя, что стоит заняться просвещением этой малолетки в области сексуальных утех, как одна из врачих бросила как бы невзначай:
– А вы знаете, кто ее отец?
– А при чем тут отец? Какой отец? Кто отец?
– Ее отец – сам Сумароков.
– Да бросьте, Сумароков может быть только ее дедушкой.
– Правильно. Николай Сумароков – дедушка, а Феликс Николаевич – отец.
– Да-а-а… – протянул Валера и вообще перестал смотреть в сторону Лады.
Только неприятностей с начальством ему не хватало. Лишить невинности дочку самого Сумарокова! Нет, он не герой, он хочет спокойной жизни, особенно сейчас, когда у него будут для этого еще и средства.
Но теперь Лада шла прямо на него, и губы у нее дрожали.