Три жизни Алексея Рыкова. Беллетризованная биография

Сплоченность ядра большевиков по сравнению с другими партиями не означает, что у них всегда торжествовала строгая иерархия и централизм. В 1970–1980-е, когда политика КПСС казалась монолитной, — мы удивлялись, если узнавали, что весь 1917 год партия Ленина провела в дискуссиях, иногда доходивших до интеллектуальной драки. Но такова реальность того времени. И по сравнению с другими партиями большевики представляли пример дисциплины и иерархии. Ведь они (за редкими исключениями) все-таки подчинялись решениям большинства. И в отличие от эсеров не допустили распада. Если сравнивать тактику большевиков в тот революционный год с меньшевистской тактикой — мы снова увидим тактическое превосходство ленинцев. В действиях меньшевиков (поначалу более влиятельных в столицах) чем дальше, тем более явно проявлялась растерянность. Маховик революции раскручивался — и их это пугало. На поверку меньшевики, многие из которых тоже прошли лихую школу подполья, испугались перекосов 1917 года. А политика в такие времена не прощает даже минуты страха, даже еле заметного его оттенка.

3. Апрельские грозы

Апрель выдался для большевиков (да и для всех партийных активистов любых цветов — кроме растворившихся в воздусях монархистов) суматошным и боевитым. За долгую партийную жизнь Рыкову никогда не приходилось участвовать в стольких конференциях разного уровня за один месяц, как в апреле 1917-го. Но он не чувствовал усталости: прилив революционного адреналина помогал выдержать перегрузки и нервное напряжение споров. Нам сегодня может показаться, что они препирались по мелочам. Но нужно прочувствовать логику того времени, его надежды и тревоги, чтобы понять, насколько остры были грани этих вопросов. Большевики пытались определить тактику на несколько месяцев вперед в ситуации, когда страна менялась почти ежедневно. Задача нестандартная!

31 марта (разумеется, по старому стилю) Ленин вернулся в Россию. Уже на Финляндском вокзале начался ажиотаж, речи, воззвания. Но многие соратники, включая Рыкова, побаивались очередной личной встречи с Ильичом. Признанный вожак большевиков не успел приехать в Россию, как с головой бросился в политическую борьбу невиданного накала. На первой же встрече с политическими союзниками и соперниками в особняке Кшесинской он выдвинул требования немедленно заключить мир, распустить Временное правительство и передать всю власть Советам. «Никакой поддержки Временному правительству» — с таким лозунгом Ленин явился из эмиграции и сразу показал всему миру, что такое политический радикализм. Не менее важно, что в тот день он предложил и конфискацию всей помещичьей земли, и ее национализацию. Именно национализацию, а не распределение между крестьянскими общинами, как то предлагали эсеры.

В те дни однопартийцы-социалисты собирались снова и снова — как будто боялись потерять друг друга из виду, как будто понимали, что партию нужно сплачивать большими и малыми общими делами. И, кроме того, наслаждались свалившейся с неба легальностью. 19 апреля началась весьма бурная Московская областная партийная конференция. С докладом, полным сдержанности, на ней выступил Смидович — приятель Рыкова, почти друг, а в те дни еще и почти абсолютный единомышленник, что встречается еще реже. Он признал, что революция произошла неожиданно для партии, что многие из большевиков оказались просто к ней не готовы. И сейчас единственная разумная политика — пытаться контролировать Временное правительство через Советы. Да, у большевиков и там нет большинства — но должны быть союзники. И другого инструмента влияния не просматривается.

Рыков поддержал Смидовича, заметив, что пролетариат (это понятие для них, как ни странно, было почти синонимом термина «большевики») не способен своими силами осуществить революцию и взять власть в свои руки. Попытку взять власть в свои руки Рыков назвал «политическим безумством».

У столь пессимистической оценки тактического будущего партии на конференции нашлись влиятельные оппоненты. Прежде всего Инесса Арманд, Розалия Землячка, Григорий Усиевич. Рыков с легкой улыбкой выслушивал их воинственные эскапады. Им, конечно, тоже доводилось хлебнуть и тюрем, и ссылок — но не в такой мере. Уж он точно и испытал больше, и страну познал не из прекрасного далека. А этим товарищам, толком не знавшим Нарыма, вольно звать на решительный бой! Когда-то и он был таким.