Три жизни: Кибальчич

— Бывший харьковский губернатор. Сейчас приближен и обласкан Александром, возглавил недавно созданную Верховную распорядительную комиссию по охране государственного порядка и общественного спокойствия. Второе лицо в государстве. От него тоже ждут шагов. Что же, подождем и мы… Пока эти шаги вызовут неизбежное разочарование. И нужно опять готовиться, Коля. На тебя все наши надежды. Ты инженер «Народной воли», ты наша главная ценность. Необходимо безотказно точное оружие.

— Именно так! — Кибальчич поднялся, подошел к столу, взял с него лист бумаги. Вернулся, опять сел рядом с Желябовым. — После взрыва в Зимнем я об этом все время думаю… Не должно быть невинных жертв… Не должно, Андрей! Во всяком случае, мы обязаны сделать для этого все возможное! Иначе я не могу, пойми! — И опять Желябов увидел страдание в глазах Кибальчича. — Вот, посмотри… — Он положил на колени лист бумаги со сложным чертежом. Сбоку были видны торопливо, но четко написанные формулы и расчеты. — Новое оружие, которое я предлагаю в следующий раз употребить в дело. Насколько я осведомлен… В библиотеках Порохового завода и Артиллерийской пиротехнической школы…

— Ты ходишь в эти библиотеки сам? — перебил Желябов.

— Кто меня туда пустит? — усмехнулся Николай. — Книги приносит Саша Филиппов, он же работает на Охтинском заводе. Так вот… Я перечитал все, что есть в наличии по сему вопросу. Похоже, подобная штука, — Кибальчич ткнул карандашом в чертежи, — еще никем не применялась, ни одной армией. Это схема метательного снаряда, бомбы, если угодно. То есть цель можно поразить на расстоянии. Пока снаряд существует на бумаге и здесь. — Он стукнул себя пальцем по лбу. — Сейчас я тебе объясню…

…Через час Желябов в крайнем возбуждении ходил по комнате.

Метательный снаряд! Это почти верный успех! Важно одно: тот, кто выйдет на деспота с бомбой, должен не промахнуться. Как выстрел в упор — наверняка. Это верное и точное оружие. И если сегодня такое оружие существует на чертежах Кибальчича, завтра оно будет у партии. Коля сделает. Какой удивительный мозг!

Вошла Лилочка с самоваром, хотела поставить его на письменный стол, но Кибальчич остановил:

— Я же вас просил! — сказал он. — К столу не прикасаться.

— Простите! — Лилочка вспыхнула.

Самовар устроили на стуле, на другой стул Лилочка принесла поднос с чашками, чайником, тарелками, на которых лежали сыр, хлеб, колбаса. На блюдце был тонкими кружками нарезанный лимон.

«Коля любит чай с лимоном», — подумал Андрей Желябов, и опять приступ острой любви к товарищу захватил его.

Пили чай, а Андрей вдруг стал думать о том, как в последнее время очерствела, ожесточилась его душа: подготовка покушений, конспирация, тайные явки, поиски новых надежных людей для борьбы, состояние вечного поединка с полицией. Недавно на Петербургской стороне у дверей трактира, где должен был встретиться с Халтуриным, он увидел жандарма и поймал себя на мысли о том, что рука уже сжимает рукоятку пистолета в кармане, и, если сейчас жандарм остановит его, он будет стрелять.

Теперь, отпивая из чашки душистый чай, он думал, что у того толстого пожилого жандарма наверняка есть семья, дети… Только встречи с двумя людьми как бы возвращали его в круг естественных человеческих отношений, заставляли сильнее биться сердце не от ненависти, а от любви и нежности. Этими людьми были Софья Перовская и Николай Кибальчич.

Он ясно увидел Соню, какой оставил ее сегодня утром. Она еще спала, и он тихо одевался рядом, глядя на ее порозовевшее во сне лицо, на слабую детскую шею. Возле уха пульсировала синяя жилка, светлые волосы разметались по подушке, рот был полуоткрыт…

«Если придет смертный час вдали от тебя, — подумал Андрей, — я вспомню тебя вот такой, моя любимая, моя единственная…»

Он обнаружил себя быстро шагающим по комнате, с пустой чашкой в руке. С дивана за ним внимательно наблюдал Кибальчич.

Чтобы скрыть смущение, Андрей подошел к письменному столу.

Какой-то сложный чертеж, расчеты, формулы. Еще чертеж, похожий на первый, но все-таки другой. Опять расчеты — мелкими, быстрыми, четкими цифрами. Рядом лежало несколько толстых книг. Андрей взял одну, открыл, прочитал на титульном листке: «К. И. Константинов. О боевых ракетах». Интересно! Вторая книга — толстый том в желтой коже — называлась «Рецепты пиротехнических составов», и автором ее был Миткосевич. Еще книги в кожаных переплетах. Текст был переписан от руки, на иностранных языках, пожелтевшие титулы украшали затейливые буквы с завитушками.

— А это что? — спросил Желябов.

Подошел Кибальчич, взял книгу в руки.

— Сей труд принадлежит некоему французу Вернье, называется «Пиротехния». А эти два тома немцы сочинили, Бугич и Гофман, «Военная пиротехника».

— Еще новое оружие? — загорелся Андрей.

— Нет, — сказал за его спиной Кибальчич. — Вовсе нет. Нечто другое, совсем противоположное. Мирное…

И Андрей не узнал голоса товарища. Он резко повернулся — перед ним стоял незнакомый человек: сверкали глаза, нервный румянец выступил на щеках, рука быстро перелистывала страницы книги, пальцы слегка дрожали.