И на плане в который уже раз «разыгрывается» тифлисская операция.
Леонид Борисович взял на себя роль полиции и охраны денежного транспорта. Он выдвигает самые неожиданные условия — Камо должен быстро найти выход.
Весь день 30 декабря Леонид Борисович вынужден был посвятить своим прямым служебным обязанностям.
Завтра столица встречает новый, 1907 год. В особняках, ресторанах, клубах опять, как в былые времена, будет стоять дым коромыслом. Не то что накануне 1906-го. Тогда официальный Петербург ждал от грядущего года новых восстаний, новых баррикад.
Теперь они уверены — революция побеждена, царизм одержал верх. И им хочется верить, что это навсегда. Поэтому завтра будет «боже царя храни», салют шампанским, пьяный разгул...
И заведующий кабельной сетью столицы инженер Красин обязан обеспечить особняки и рестораны, клубы и трактиры светом.
Красин зол. Его подмывает проехать по городу и самому выключить рубильники в трансформаторных будках.
Нельзя! Он пока не может поставить точку на своём легальном положении заведующего кабельной сетью столицы. Хотя и заметил за собой слежку.
Его контора, его трансформаторные будки нужны партии. В них хранятся ассигнации, так удачно отнятые Камо у царских казначеев.
И завтра свет будет гореть без перебоев.
31 декабря утренние газеты пришли с опозданием, когда Леонид Борисович уже завтракал.
Допивая чай, машинально развернул «Петербургский листок».
«Трагедия в конспиративной квартире на Малой Охте».
Сердце рванулось, потом замерло, потом часто-часто застучало. Нет, «Листок» — это жёлтая пресса, вот солидная «Петербургская газета».
«29 декабря чины охранного отделения под начальством ротмистра губернского жандармского управления предложили приставу Охтенского участка сделать совместно с ним обыск и облаву на дом, где проживает Суворкова и её жильцы...»
Красин комкает газету. Дом Суворковой — это его самая большая патронная мастерская. Чёрт! Но нужно дочитать.
«...Чины полиции заняли все ходы и выходы и вошли во двор. Подойдя к дверям, А. А. Родзевский постучал и потребовал, чтобы ему открыли двери, но, не получив ответа, толкнул дверь. Дверь оказалась открытой. Пристав сделал шаг вперёд, но в этот же момент получил сильный удар по руке, и бывшая в его руке лампа полетела в сторону и грохнулась об пол. Лампа не разбилась, так как была металлическая, и наступила полная темнота...»
Эти жалкие репортёры выгоняют строчки. О лампе какой-то больше, чем о том, что всё же произошло.
«...Натиск революционеров», стрельба, «залпами... Полицейские, обмёрзшие благодаря сильному морозу, медленно заряжали ружья, и этим моментом умело воспользовались революционеры, метко стрелявшие в осаждавших».
Полиция потеряла: 2 околоточных, 2 городовых, ранены агент и дворник.
Ну, а революционеры — Саша, Ваня, Паршенков?
Красин бегло просматривает статью. «Несмотря на самое тщательное расследование и поиски в окрестностях, следы беглецов были затеряны, и последние скрылись...»
«В квартире был произведён тщательный обыск, причём поднимались полы, сняты были обои и перерыта вся мебель. Найдены несколько револьверов, ружьё, два кинжала, две шпаги, станок для набивки ружейных патронов, много патронов, нелегальная литература и разная переписка».
Значит, спаслись ребята! Красин счастливо улыбается. Вот ведь черти, какое сражение закатили и ушли, чтобы принять участие в других боях.
В кабинете конторы Леонида Борисовича дожидался Пётр. Это было вопиющим нарушением конспирации, и Красин готов был отчитать Сулимова, но тот указал на газету и засмеялся.
— Наверное, вы уже познакомились с действиями доблестной кучки городовых против армии революционеров?
Красин вспомнил, что именно Сулимов, так сказать, шефствовал над Охтенской патронной мастерской. И если он явился к нему, значит, «Охтенская трагедия» или выглядит иначе, или имеет своё продолжение.
Между тем Сулимов рассказал Леониду Борисовичу:
— Часов около пяти ко мне на квартиру ввалился Саша, в одном нижнем белье, только ещё пиджачок сверху и пальто летнее, лёгкое, сапоги на босу ногу, они так и примёрзли к подошвам. Стрелял он без передыху, почти час, ствол маузера раскалился, а когда остыл — обледенел и примёрз к нижнему белью.
— Куда вы спрятали Сашу?
— Послал в Сестрорецк к Емельяновым.
— Это хорошо, но нужно будет переправить его дальше, в Финляндию.
— А теперь рассказывайте, как на самом деле произошло это сражение?
Конец декабря 1906 года выдался на редкость морозным. На что уж петербургские «Ваньки» народ ко всему привычный, и то к вечеру промерзали до костей и, махнув рукой на заработки, гнали своих заиндевевших лошадёнок домой.
Александр Сергеев так и не нашёл ни одного извозчика. Пришлось от Мариинского театра топать пешком на Малую Охту.