Три жизни одного человека

- Я хотел слегка попортить их, ну, там, кусочек от угла отбить или поцарапать, потереть кое-где, но рука не поднялась. И потом, любой маломальский ценитель все равно сразу же отличит новодел от старой вещи. На них мы не будем ориентироваться, это выйдет себе дороже. Ты вот что, забирай, и пусть твоя бабушка продает их. Но только по одной в разные места. Я тут составил список магазинов, куда можно с ними пойти. – Сеня достал из нагрудного кармашка замусоленную бумажку, исписанную бисерным четким почерком, и протянул ее мне. – Ты меня понял? По одной на точку.

- Понял-понял. А ты меня?

- И я тебя понял.

Для такого важного дела бабушка вытащила из загашника почти новый джерсовый костюм, который она в свое время купила исключительно для торжественных случаев, и теперь берегла для последнего - на смерть.   Он был ей великоват, но выглядела она в нем презентабельно и моложаво. Затем она попросила меня достать с антресолей сумку тоже каких-то лохматых времен, повесила ее на руку и глянула на себя в зеркало.

- Ну и старая же я стала, - вздохнула бабушка.

- Не прибедняйся, ба! Тебя хоть сейчас замуж! – заутешал я ее бодреньким голосом.

- Ну, замуж не замуж, а еще сгожусь на что-нибудь, - ответила она мне и распрямила спину. - Так, три влезли, значит, и четвертую втиснем. Пошли.

Для ускорения процесса я взял такси, и уже через три часа стараниями бабушки  все четыре шкатулки были пристроены.

Деньги предложили, наверное, хорошие, но золотой жилой отнюдь не пахло. Я был в некотором шоковом недоумении, быстро перешедшем в ярость. Как это Сеньке удалось убедить меня, что какие-то там шкатулочки могут решить наши финансовые проблемы? Как я мог купиться, даже не поинтересовавшись рынком?

Еле себя сдерживая, я уже на следующий день отправился к Семену. Обрушить на него весь свой гнев я побоялся, потому что мог спровоцировать его очередной запой, но, тем не менее, высказался довольно резко. Однако Семен не очень-то расстроился.

- Подожди, это только начало. Наживка, так сказать. Это даже и хорошо, что цена не запредельная. Оборот будет больше.

- Сеня, даже если ты пошлешь на хрен свой перфекционизм, и будешь делать в день по шкатулке, что маловероятно, это все равно копейки! Посчитай, просто посчитай! Это не выход, пойми! Нам нужен рывок, бросок, прорыв! Потом, когда мы прорвемся, ты будешь иметь свою личную мастерскую, лучшие инструменты, лучшие материалы и будешь делать только то, чего запросит твоя душа. Я тебе обещаю.

- Эх, Максик, я ведь все понимаю. Только знаешь, ведь «потом» не бывает. Есть только «сейчас». Вот я мечтал стать скульптором. Папа с мамой говорили мне: «Это прекрасно – искусство. Но ты же  не хочешь всю жизнь есть только хлеб? Поступи к дяде Неме в институт, получи диплом, а потом занимайся, чем захочешь».  Я поступил к дяде Неме в институт, получил диплом, и родители мне сказали: «Вот закончишь аспирантуру – и гуляй!» Потом они умоляли меня защитить кандидатскую на тех же условиях.  Только я не успел. Погибли в аварии родители, а я вот, - он выставил культю без протеза и потер ее, - остался с этим. Дерево, конечно, не мрамор, но я в нем тоже кое-что понимаю. Хочется создать что-то такое, чтобы кто-нибудь когда-нибудь сказал: «Вот тебе, дорогая, подарок – шкатулка. Работы самого Семена Альтшулера». Макс, я тебя очень прошу, дай мне одну недельку доработать здесь. Потом будет прорыв. Будет такой прорыв, что все закачаются. Я обещаю.

Ксения не появлялась. Семен работал на даче, а я принанял мастеров, и вроде бы довольно толковых. Через обещанную неделю, собравшись ехать за Сеней, я вышел на остановку и увидел автобусный зад, бойко удаляющийся в даль.  Теперь надо было ловить частника, потому как дальше шел полуторачасовой перерыв в расписании, причем ловить прямо отсюда, то есть, платить за оба конца вместо планируемого одного. Минут двадцать я лицезрел пустынную в обоих направлениях дорогу и потихоньку начал впадать в раздражение на всех и вся. Наконец показалось облачко пыли, которое стало приближаться ко мне с неимоверной быстротой. Обычно в наших краях так ездили крутые парни на дорогих машинах, поэтому я даже не стал голосовать. Машина пролетела мимо меня, взвизгнула тормозами, громыхнула, жалобно звякнула, остановилась и дала задний ход. Это был голубой 123-тый мерин,  универсал.  За рулем сидела Ксения.

-  Куда едем, шеф? – опустив окно, спросила она меня и широким жестом пригласила в салон.

Я загрузился в машину и ответил:

- Теперь уже никуда. Рули на комбинат.

Выяснилось, что времени даром она не теряла. За прошедшую неделю ей купили старый гроб на колесах, права и кое-как обучили ездить. Она с понтом въехала на территорию, затормозила и по-королевски вышла из машины со словами:

- Приехали, шеф!

Я дал Семену месяц сроку на его поделки, с тем, чтобы потом уже окончательно решить, будет он этим заниматься и дальше, или же вернется в наше заводское лоно, о чем ему и сообщил.