Три жизни одного человека

- Ну, там, на туалетный столик – флакончики разные, кремы, в оранжерею – какие-нибудь поделки... Долго объяснять. Просто дай мне денег и не вникай. Обещаю: эффект будет.

- Кся, у меня нет такой свободной суммы на руках. Могу пока выделить тысяч... тысяч десять, не больше.

- Давай десять. Хоть что-то.

В День Поборов наш комбинатик как вымер. Товар вывезли, следы бурной деятельности на всякий случай подчистили, а рабочих с обеда отпустили. Осталась только Царская артель и наша троица.

Вялый Федя, опухший и небритый, тем не менее, бегло окинул взглядом двор, заглянул в цех и только после этого зашел ко мне. Получив конверт, он сунул его в барсетку и поинтересовался:

- А где Ксения?

- Да вроде с утра тут была, - ответил я.

- Уехал Ксения, - сказал Рахим-ака, утрируя свой акцент. – Сказал, в солярий. Сказал, сегодня уже не вернется.

Федя ухмыльнулся.

- Ну-ну... Работнички...

- Сами нам навязали, - огрызнулся я. – Чего вам еще? Мы ей платим...

- Босс считает, что маловато платите. Но это вы уж сами с ним разбирайтесь.

Федя отбыл, а на душе у нас стало погано. Я сгонял за выпивкой и закуской, раз уж на сегодня работа закончилась, и мы засели мозговать. Дела разворачивались по-настоящему, и мы понимали, что такое в тайне долго не продержишь. Надо было что-то придумывать, но ничего путного на ум не приходило. Все хитрые многоходовки так или иначе приводили к очередной крыше, а хрен на хрен менять, как известно, только время терять. Во всяком случае, у нас был еще месяц, и мы надеялись, что за это время либо кого-нибудь что-нибудь осенит, либо события подскажут, как жить дальше.

Между тем Кся своими силами сделала подобие портфолио наших изделий и с его помощью надыбала еще одно место, где можно было открыть  филиальчик. Я повысил ей зарплату, и, видимо, из-за этого мы продержались относительно спокойно еще два месяца. А потом случилось страшное.

В тот день мы развезли товар, отпустили рабочих пораньше, а сами втроем засели думать. Торговля шла бойко, и появилась возможность раздать людям небольшие премии. Но  главным вопросом по-прежнему оставалась судьба нашего общего детища. Мы выпили по одной, закусили, выпили по второй, и Сеня сказал:

- Ладно, сиди не сиди, а начинать все-таки придется. Так что мы будем делать? Каков у нас расклад?

- Расклад таков: сидим мы на пороховой бочке, которая в любую минуту может взорваться. Как только Маршал узнает, что мы пошли в гору, нам несдобровать, - начал я.

- Макс, а откуда он может узнать? – перебил меня Сеня.

- Так ведь мир тесен, да еще к тому же и не без добрых людей. Та же Кся, к примеру, может проговориться.

- Нет, Кся не проговорится, - заверил Семен.

- Ну, бухгалтер наша... Перекупить-то ее недорого будет. Сунут ей конвертик, наобещают золотые горы – и всех делов... Или кто из рабочих... Или случайно покупатели пересекутся с Маршалом... Или сам Маршал зайдет в магазин, а там Кся... Это все – дело времени.

- Вот взял бы кто и наехал на Маршала... Заказали бы его да и убрали бы подчистую, - мечтательно произнес захмелевший Сеня.

- Маршала уберут – какой-нибудь генералиссимус появится, - мудро заметил Рахим-ака.

- Зато пока туда-сюда, у нас передышка будет, - возразил Сеня.

- Нет, господа хорошие, тут нужен какой-то хитрый ход, что-то кардинальное, но какой – я не знаю. Сень, сколько ты можешь жить по углам?

- Ну, сколько-то еще смогу. Конечно, со временем мне понадобится квартира. Так семью не заведешь, - ответил Сеня.

Мы с удивлением посмотрели на него.

- А что вы на меня так смотрите? Я когда-нибудь женюсь, у меня будут дети.

- А есть на ком? – спросил я.

- Не волнуйся, найдется. Это ты у нас бобылем останешься, со своими запросами.

- Ладно, ладно, не ссорьтесь, - попытался утихомирить нас Рахим-ака. -  Я вот что скажу. Сейчас немножко деньги пошли. Две точки есть. С ними дадут хорошую цену... Но другого такого случая нам больше не будет...

Сидели мы долго, выпивали, прикидывали так и эдак и уж не знаю с чего, наверное, спьяну, но решили мы за свой комбинатик бороться. Поклявшись напоследок друг другу в полном уважении и любви, мы расстались. Вернее, я ушел на последний автобус, а Рахим-ака и Сенька остались.

Я ехал в полупустом автобусе, потом в полупустой электричке, и в голову мне лезли невеселые мысли. В Москве я вышел на перрон, пошел к метро, и вдруг мне в голову стукнуло: зря я их, пьяненьких, оставил одних, старика и инвалида. И так меня это заело, так разбередило, что с меня слетел весь хмель. Я полез в карман за сотовым, но там его не было. Видимо, по пьяни оставил в кабинете. Тогда я развернулся, сел в ту же электричку и поехал обратно.