На станционном пятачке, конечно же, не было ни одной машины, и ждать случая было глупо да и невмоготу. Сначала я бежал по обочине дороги, держась в тени и прислушиваясь: вдруг все же подвернется какой-нибудь мотор. Потом не хватило дыхания, и я перешел на рысцу. Через сорок минут, хрипя, как загнанная лошадь, я добрался до места. Ворота были открыты настежь, а во дворе негромко и отрывисто разговаривали какие-то чужие мужики. Сердце у меня оборвалось. Ни ножа, ни баллончика, ни дубинки у меня не было, и я, проклиная себя за непростительную халатность, укрылся за створкой ворот и попытался для начала хоть чуть-чуть отдышаться и сориентироваться. У сторожевой будки точно лежали нарезанные куски арматуры, и мне надо было улучить момент, прокрасться туда и вооружиться хотя бы этим. Пока я соображал, во дворе хлопнули дверцы машины, и завелся мотор, машина тронулась и медленно выползла с территории. Это был старый затерханный джипон, набитый людьми. Выехав за территорию, он притормозил, и я подумал, что сейчас мне придет конец. Открылась дверца, и какой-то бритоголовый юнец полез из нее явно с намерением закрыть ворота.
- Перец, оху-л совсем? – раздалось из салона. – Назад, козел, сваливаем!
Перец залез обратно, и они медленно, словно на ощупь покатили по ухабам и выбоинам к большаку. Номер на машине был соответствующий: Н666АХ. Прижимаясь к воротам, я проскользнул во двор и метнулся к зданию, влетел в распахнутые двери, проскочил коридор и уже на пороге кабинета увидел два тела. Как объяснить то, что произошло дальше, я не знаю. Мне казалось, что на меня напал ступор, и я не мог шевельнуть ни рукой, ни ногой. Я как бы стоял в этом ступоре и в то же время видел себя, щупающим пульс у Семена, а потом и у Рахима, и при этом придерживающим полы куртки, чтобы не испачкаться: лицо у Семена представляло собой кровавое месиво, и весь он был в крови. А Рахим-ака, наоборот, лежал какой-то тихий, спокойный, внешне без единой царапины, но от этого казался еще страшней Семена. А еще от обоих страшно воняло пивной мочой. Потом я молниеносно собрал в пакет нож, биту и баллончик, открыл сейф, выгреб оттуда завтрашнюю зарплату и скинул ее в тот же пакет. Протер ключи и бросил их рядом с сейфом. Это заняло несколько секунд. Далее набрал номер местной милиции и, картавя и еле ворочая языком, сказал:
- Убийство на комбинате «Ника». Один человек убит, я ранен.
На вопрос «Кто говорит» ответил:
- Хозяин комбината Семен Альтшулер. – И повесил трубку.
Далее я подтянул телефон к Семену, протер его краем куртки и сунул трубку в руки Семена, испачкав ее в его крови.
По-воровски оглядываясь, я вышел со двора, перешел дорогу и засел в перелеске напротив. Через несколько минут с завываниями подъехала милицейская машина, и я, не дожидаясь дальнейшего, ломанул по направлению к станции. Шел я вдоль путей до тех пор, пока не пошли первые электрички. Выбрав ту, в которую садились рабочие, я смешался с толпой и поехал в Москву, но не домой, а к бабушке. Предупреждать ее по телефону я не стал.
Увидев меня, бабушка засуетилась, стала стаскивать с меня одежду, наливать ванную и ставить чай.
- Максюша, что случилось? Ты кого-то ограбил? – спросила она меня, увидев содержимое сумки.
Я отрицательно помотал головой и только сказал:
- Все потом. Если будут спрашивать, я у тебя со вчерашнего, с одиннадцати часов вечера. – И пошел отогреваться.
Придя немного в себя, я вышел к ней на кухню, она поставила передо мной тарелку с наваристым борщем, подносик с хлебом и твердо сказала:
- Ешь через «не хочу». Иначе заболеешь.
Обжигаясь и давясь, я все-таки съел борщ, и тогда она спросила еще раз:
- Максим, так что случилось? Я должна знать все, чтобы это ни было.
- Только ты не подумай, что я во что-то вляпался. Вернее, я-то вляпался, но по-другому. – И я начал рассказывать, как было дело.
- И вот понимаешь, я как бы смотрю на себя же со стороны, и мне стыдно, что я это делаю, вместо того, чтобы оказать им хоть какую-то помощь... А потом я понял, что делал все правильно. Понимаешь, первым будут подозревать меня, потому что я – тот, кому это выгодно прежде всего. Я избавляюсь от двух своих соучредителей и остаюсь единственным хозяином. Если Сенька придет в себя и сможет дать показания, это одно, а если... если их не станет... Я испугался, что они могут замазать нож с моими отпечатками пальцев в крови, или баллончик, или биту, и тогда уже не отмажешься... А деньги я взял на всякий случай, чтобы они не пропали во время следствия.
- Максюш, деньги надо спрятать!
- Зачем?
- А если они придут сюда за тобой?