Читаем Триалог 2. Искусство в пространстве эстетического опыта. Книга первая полностью

И именно в этом пространстве я и определяю художественный символ как сущностное ядро художественного образа, а всю шкалу промежуточной символизации отношу к сфере художественной образности. При этом я регулярно подчеркиваю, о чем, кажется, не знали символисты, что собственно реализация художественного символа зависит не только от наличия шедевра (необходимое условие), но и от самого акта его именно эстетического восприятия, т. е. от высокоразвитого в эстетическом плане субъекта восприятия и соответствующих благоприятных условий восприятия (установки на эстетическое восприятие и возможности ее реализовать).

Уже из сказанного и всей совокупности только приведенных здесь цитат, по-моему, очевидно, что художественный символ полностью и окончательно реализуется только на интуитивно-внесознательном уровне, ни в коем случае не на уровне ratio в любых его интерпретациях. И вся эстетика базируется на этом положении, хотя в исторической ретроспективе по-разному выражала его.

Это не исключает, естественно, что уровень ratio, или так называемого сознания в узком смысле слова, т. е. словесно выражаемого сознания, или мыслительной деятельности, участвует в процессе художественного творчества. И часто даже очень активно и развернуто. Это тоже очевидно и давно известно эстетике. Однако последнее «чуть-чуть», т. е. тот этап творческого процесса, который собственно и завершает творчество, наделяет произведение художественным качеством, всегда вершится сугубо интуитивно, внесознательно, именно, если хотите, друг мой, поется, «юбилирует» (от jubilatio) как некое невыразимое словами ликование творческого духа мастера. И именно на этом, интуитивном, внесознательном уровне и вершится художественный символ, точнее — те его материализованные составляющие, которые входят в произведение искусства и дают возможность назвать его высокохудожественным произведением или даже шедевром.

А все эти бесчисленные черновики и зачеркивания-перечеркивания в рукописях великих поэтов и писателей (у художников это тоже есть, только их «черновики», как правило, не сохраняются, а постоянно записываются мастером в процессе доработки картины) суть свидетельства именно этого мучительного внесознательного процесса творчества. Поэт пишет строку и чувствует (я знаю это по себе, хотя и не отношу себя, вестимо, к поэтам в высоком смысле слова), что что-то в ней не то, что-то звучит не так, с чем-то не гармонирует. А с чем, он не знает, не понимает и мучительно ищет, не выплывет ли из глубин его души или духа какое-то другое слово, другое словосочетание, другое звучание, другой падеж и т. д. и т. п. — мучительно и до бесконечности. И вдруг — нашел! Все сразу, непонятно как, встало на свои места, запело в душе, заиграло, и он уже чувствует: вот так и никак иначе! Какое же здесь сознание? Конечно, все это в широком философском смысле — сознание, но именно те его уровни и составляющие, которые мы в обиходной речи называем внесознательными, бессознательными, интуитивными, иррациональными.

Так же работает и живописец (это я наблюдал неоднократно в мастерских своих друзей-живописцев), думаю, что так же — и любой великий композитор.

Вот проблема с архитектурой. Действительно, древняя архитектура, особенно готические соборы или гениальные индуистские центрические храмы типа храмов Кхаджурахо. Здесь я нахожусь в полной растерянности. Трудно себе представить, конечно, что подобные храмы можно построить на чистой интуиции, без точнейших и сложнейших математических расчетов и чертежей, т. е. без напряженной работы рационально-разумной сферы сознания. Между тем, по-моему, до высокого Ренессанса архитекторы (точнее, строители храмов) не применяли таких точных чертежей и расчетов, какие сохранились, например, от Брунеллески. Поэтому я, честно говоря, не могу себе представить работу творческой сферы сознания древних строителей шедевров архитектуры без управления ею какой-то могучей сверхразумной силой. Возможно, далеко превосходящей способности человека. Не зря же с древности творчество связывается с вдохновением (вопрос в том только, как понимать это вдохновение).

Перейти на страницу:

Похожие книги

Лабас
Лабас

Художник Александр Лабас (1900–1983) прожил свою жизнь «наравне» с XX веком, поэтому в ней есть и романтика революции, и обвинения в формализме, и скитания по чужим мастерским, и посмертное признание. Более тридцати лет он был вычеркнут из художественной жизни, поэтому состоявшаяся в 1976 году персональная выставка стала его вторым рождением. Автора, известного искусствоведа, в работе над книгой интересовали не мазки и ракурсы, а справки и документы, строки в чужих мемуарах и дневники самого художника. Из них и собран «рисунок жизни» героя, положенный на «фон эпохи», — художника, которому удалось передать на полотне движение, причем движение на предельной скорости. Ни до, ни после него никто не смог выразить современную жизнь с ее сверхскоростями с такой остротой и выразительностью.

Наталия Юрьевна Семенова

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / Прочее / Документальное