Триалог 2. Искусство в пространстве эстетического опыта. Книга первая

Вл. Вл. дал нам развернутое изложение (еще не завершенное, но главный смысл понятен) своей теории метафизического синтетизма (МС), и с этой позиции своей, как он ее называет, «приватной эстетики» разворачивает авторское понимание символизации и символа в искусстве. Основу его составляет, если я правильно понял, такое сочетание несочетаемых элементов в искусстве, которое имеет свой архетип в метафизической сфере (на иных планах бытия, доступных лишь посвященным). Только в этом случае возникает собственно символизм в искусстве (с древнейших времен до наших дней — от Древнего Египта до символизма рубежа XIX–XX вв., Раушенберга, Шварцмана, Бойса, Флэвина и т. п.). Это понятно, но художественный ли это все-таки символизм? Аргументация о. Владимира меня не убеждает. Возможно потому, что у меня нет доступа к сфере тех архетипов сочетания несочетаемого, о которых он постоянно говорит. Этот мир, увы, закрыт от меня. Вероятно поэтому я не испытываю никаких эстетических реакций от созерцания сфинксов, кентавров, панов, нереид и других синтезов человека и животного. Даже ссылка Вл. Вл. на знаменитого кентавра Боттичелли меня не убеждает. Я пару недель назад был в Уффици, созерцал этого кентавра, но не испытал никакого удовольствия от этой картины. Думаю, она случайна в творчестве Боттичелли и его явная неудача. Правда, не исключаю, что, если бы мне открылся план архетипов людей с шакальими и другими головами, хвостами, копытами, я, возможно, имел бы иной эстетический опыт и не иронизировал бы вместе с безбожником Лукианом над тем, что открывается только избранным.

Не имея эзотерического опыта выхода на план синтетических архетипов, я исхожу из опыта, более доступного и мне, и всем, имеющим достаточно развитый эстетический вкус, т. е. претендую на определенную общезначимость (тоже в достаточно узких рамках, естественно, особенно в наше время господства пост-культуры и техногенного варварства) своей теории. Как мне представляется, я для этого и был призван в профессию эстетика. Мое понимание символизации и художественного символа есть некоторое обобщение идей классической эстетики в этой сфере от Шеллинга и романтиков до русских символистов и религиозных мыслителей начала XX в. В ней не так уж и много чего-то специфически моего. Только обобщение под моим углом зрения и понимания.

Концепция художественного символа вырастает у меня на основе осмысления и определенного развития теорий художественного образа, как завершения его многоступенчатой структуры в многомерном пространстве творчества-произведения-восприятия. Понятно, что в этом пространстве под архетипами <если уж мы желаем воспользоваться этим предельно расплывчатым термином — даже Вл. Вл., — сознательно или нет, — употребляет его по крайней мере в двух разных смыслах: онтологических архетипов неких планов бытия (архетипы Анубиса, Сфинкса, Пана и т. п.) и юнгианских архетипов сознания (личностного или коллективного бессознательного)> я понимаю нечто совсем иное, чем Вл. Вл. Практически очень редко употребляю этот термин, но останавливаюсь на более привычных в эстетике понятиях прототипа, прообраза, первообраза — тоже, увы, с весьма многозначной семантикой.

В этом плане я вслед за ранним Лосевым, говорившим о художественной форме и выражении, склонен утверждать, что подлинный художественный символ (и его носитель художественный образ) сущностно антиномичен. Он и имеет некий духовный первообраз вне себя (архетип, если хотите, в метафизической сфере), к которому вроде бы отсылает реципиента, и одновременно не имеет его, но весь этот первообраз целиком и полностью содержит в себе, обладает, используя терминологию Лосева, примененную к художественному образу, «автономно-созерцательной ценностью».

Первообраз (или архетип), к которому отсылает художественный символ, содержится только в нем самом, он совершенно уникален, не существует нигде и никоим образом кроме как в данном художественном символе, который, как мы помним, есть процесс субъектного творчества-восприятия. При этом это такой уникальный первообраз (архетип), тождественный самодостаточному и самодовлеющему образу, который открывает врата к чему-то иному, уже в символе не содержащемуся — к индивидуальному для данного реципиента окну в метафизическую реальность, к лично его гармонии с Универсумом. В этом и заключается его специфически художественный антиномический символизм: и самодовлеющий образ, и открывающий врата, ведущий — путь к чему-то иному, чем он сам.