Триалог 2. Искусство в пространстве эстетического опыта. Книга вторая

В. Б.: В целом это так, однако не следует забывать все-таки, что, во-первых, одни из самых ранних форм искусства, дошедших до нас, — это декоративные искусства, когда древние люди начали украшать свои примитивные орудия труда и охоты орнаментом, не имеющим никакого утилитарного назначения. Исключительно из чувства удовольствия, т. е. эстетического чувства. То же самое можно сказать и об украшении древними людьми своего тела и одежды. Праэстетический опыт был неутилитарным, т. е. уже собственно эстетическим. И это существенно. Значительно позже, поняв, что украшенные предметы больше привлекают к себе внимание, нравятся, люди начали применять искусство украшения, т. е. собственно эстетический опыт, для внеэстетических целей, использовать его для воздействия на эмоциональную сферу воспринимающих и привлечения их внимания к вещам, имевшим более прагматические цели в обществе, чем собственно эстетические. В частности, искусство активно привлекалось для культовой практики и сохранило эти функции в религиозных практиках практически всех народов мира до наших дней. Искусство с древности использовалось и в трудовой деятельности людей, облегчая ее путем своеобразного тонизирования работающих, и в военной, и практически во всех сферах деятельности человека. Эстетический опыт был востребован везде как прикладной, но очень значимый. Свою автономию он приобрел только в греко-римской Античности, а затем со времен Возрождения и во всей европейской культуре. Так что эстетический опыт начался как неутилитарный, затем многие тысячелетия использовался в качестве прикладного к другим видам деятельности и, наконец, уже более пяти-шести столетий опять понимался как неутилитарный, самодостаточный и значимый для человечества сам по себе. Поэтому-то я и считаю, что эстетика имеет право и даже обязана рассматривать его в чистом виде. Она собственно и возникла-то как наука именно для этого — для изучения своего собственного предмета, который, если хотите, и есть чистый эстетический опыт, свободный от всякой прагматики и утилитарности.

Н. М.: А во-вторых?

В. Б.: А во-вторых, сегодня для людей, обладающих эстетическим вкусом и практикующих эстетический опыт, вся история искусства выстроилась исключительно по эстетическому принципу, ибо они ее и выстраивали, опираясь прежде всего на свой эстетический вкус. Поэтому для нас сегодня любое произведение искусства прошлого, например Древнего мира или Средневековья, значимо и актуально именно благодаря своей художественности, т. е. эстетическому качеству, вне зависимости оттого, ради каких целей (культовых, политических, идеологических и т. п.) оно создавалось. Об этом, как я уже упоминал вначале, точно и правильно писал и Дюфрен. Да, собственно, для эстетиков и искусствоведов классической ориентации это очевидно. Мы занимаемся не археологией артефактов прошлого, но прежде всего эстетическим смыслом искусства всех времен и народов.

Эстетический опыт как приращение бытия

Н. М.: Мы уже более или менее подробно поговорили об эстетическом сознании, затронули проблему эстетического объекта на примере произведения искусства. Между тем в эстетике немало внимания уделяется и художественному творчеству, которое, несомненно, тоже является существенной составной частью эстетического опыта. Понятно, что здесь речь идет прежде всего о той форме творчества, при которой эстетический опыт осуществляется не только в сознании, но и активно материализуется. Как мы помним, Николай Бердяев считал творчество сущностной характеристикой человека как вида, а в художественном творчестве видел вершину творческой деятельности. О нем написано немало трудов и исследователями, и самими художниками, и, тем не менее, в этом процессе остается немало тайн, связанных с природой таланта, гениальности, да и мастерства (я имею в виду, разумеется, не технику как таковую). Творческий процесс, вероятно, действительно в своих глубинных основах закрыт от аналитического проникновения в него.

В. Б.: Я думаю, что так оно и есть, хотя какие-то попытки в этом направлении постоянно предпринимаются. Богословы и религиозно ориентированные эстетики убеждены, что через художника, в его творчестве действуют божественные силы и энергии. Некоторые феноменологи полагают, что посредством художественной деятельности выражает себя Природа. Психофизиологи и нейробиологи убеждены, что художественное творчество — это результат особой деятельности биохимических процессов в мозгу человека. Существуют и фрейдистские (сублимационные), и юнгианские (архетипические), и многие другие концепции. В каждой из них есть определенная доля истины, а их множество свидетельствует только о том, что художественное творчество остается великой тайной. Так пусть оно ею и остается.