Триалог 2. Искусство в пространстве эстетического опыта. Книга вторая

Ярчайшей манифестацией так понимаемой конвульсивной красоты, несомненно, является творчество Сальвадора Дали. В этом я еще раз (в который уже) убедился на большой выставке его работ в 2013 г. в Мадриде, которая переехала туда из парижского Центра Помпиду. Практически все главные, ставшие уже хрестоматийными, работы Дали прекрасны именно этой красотой. И, если уж говорить о духе сюрреализма, то с наибольшей силой он выражен именно у него. И каталонец сам хорошо сознавал это, когда в манифестарной форме утверждал: «Я не сюрреалист, я — сюрреализм… Я — высшее воплощение сюрреализма — следую традиции испанских мистиков. Испанские мистики всегда были сюрреалистами». И даже привязка к испанским мистикам не является здесь характерной для Дали формой непомерного возвеличивания своей персоны. Его живопись убедительно показывает, что он был, пожалуй, не меньшим визионером, чем средневековые испанские мистики. Правда, уже не в средневековом смысле. В духе общей атмосферы французского сюрреализма, в которой он жил какое-то время, хотя и постоянно отмежевывался от французов как атеистов, он именовал свое визионерство бредом. «Мой параноидально-критический метод, — писал он, — сводится к непосредственному изложению иррационального знания, рожденного в бредовых ассоциациях, а затем критически осмысленного… Я — живое воплощение поднадзорного бреда» и т. п. При этом свой «бред», или иррациональные видения и «знания», он стремился изобразить с фотографической и даже со сверхфотографической точностью и убедительностью, что ему удавалось очень хорошо, так как он в совершенстве владел техникой живописи своих любимых старых мастеров Вермера Делфтского, Рафаэля и др.

Нам, современным реципиентам живописи Дали, в принципе не так уже и важно, как сам маэстро понимал суть своего творчества, хотя и существенно, что он чувствовал в нем выражение именно иррационального знания. Важнее, что видит наше эстетическое сознание в работах великого испанца и как осмысливает их. А оно видит высокохудожественное выражение-созидание-явление совершенно уникальной реальности в столь профессионально выполненной иллюзорно-фотографической форме, что она (реальность) представляется нам более реальной, чем реальность видимого мира, именно в подлинном смысле — сюрреальной, сверхреальной или ирреальной.

При этом сюрреальная атмосфера работ Дали активно тяготеет к художественному символизму, суть которого сводится к выражению живописными средствами грандиознейших метаморфоз бытия от деформаций и трансформаций визуального облика незначительных предметов видимого мира и человека до уровней метафизической реальности, как в мифогенных формах древнегреческого знания, так и в пространстве христианского видения мира. Везде Дали хорошо чувствует внутренние деформации и гипертрофию всех и всяческих форм, бесчисленные почти катастрофические пластические видоизменения, разрывы и взрывы всего и вся, абсурдные сочетания и перетекания иллюзорно данных предельно материальных, но чуждых нашему миру предметов и существ. И выражает все это столь совершенно и убедительно, что все его, в сущности, предельно апокалиптическое творчество вызывает ощущение восхищения и уникальной, нигде и никогда не бывшей красоты разрушающегося и преображающегося в прекрасных конвульсиях бытия.

Картины Дали, что бы они ни изображали, доставляют высокое эстетическое наслаждение, они ведут реципиента к тому сущностному контакту с Универсумом, который является целью и высшим достижением всего классического Искусства. В этом плане Дали не только в совершенстве овладел живописной техникой на уровне, скажем, того же Вермера (одного из любимых его живописцев), но и проникся самим духом классического искусства и смог трансформировать его в чисто сюрреалистический дух своей живописи, явно ощущая его глубинную универсальность для искусства Культуры в целом.

В этом тайна и чудо творчества Дали, пожалуй, последнего сознательного хранителя, продолжателя и выразителя метафизических традиций высокого Искусства, но уже на уровне и в формах последнего апокалиптического этапа Культуры. Творчество Дали в целом достаточно оптимистично при наличии в нем и хтонических элементов. И этот оптимизм заключен именно в «конвульсивной красоте» многих его работ. Она свидетельствует о преображенческом (эсхатологическом) характере грядущего (или уже вершащегося) Апокалипсиса, хотя немало в его творчестве и картин, предвещающих не преображение, но глобальное разрушение, полное уничтожение бытия в относительно привычном для нас понимании. Они навеяны мировыми войнами прошлого столетия и угрозой ядерного уничтожения, но по своей художественно-символической образности носят более глобальный метафизический характер. Я имею в виду, в частности, такие его известные картины, как «Предчувствие гражданской войны» (1936) и «Лицо войны» (1940).