Попробуем представить себя на месте членов синедриона. Иисус, являясь Человеком, объявил Себя не только Мессией, но и Сыном Божиим. И если бы Он сделал это до начала суда, то, судя по всему, действительно дал бы серьезный повод для выдвижения против Него обвинений в богохульстве и идолопоклонстве. Однако Каиафа вынудил Иисуса открыто объявить о Своей великой миссии только в ходе процесса. До этого момента у первосвященников имелись, вероятно, на сей счет лишь подозрения и какие-то косвенные данные, свидетельствовавшие. по их мнению, о Его кощунственном посягательстве на Божественный статус и основы Торы, в результате чего Он «сбивал Израиль с пути».
Выходит, что постановка вопроса о наличии в действиях иудейских судей оснований для осуждения Иисуса может быть признана допустимой? А их обвинения в богохульстве и идолопоклонстве могут быть признаны обоснованными?
На самом деле это не так.
Почему?
Начнем с того, что доказывать в суде Божественное происхождение лица, оказавшегося на скамье подсудимых, действительно весьма проблематично. Кому доказывать? Самим себе? Или другим людям? И как доказывать? Двухтысячелетний опыт показал бесплодность таких попыток.
Кажется, что исследователь заходит здесь в тупик, упирается в стену, попадает в замкнутый круг, из которого нет выхода. Кажется, что и судьи синедриона оказались тогда в этом кругу. Однако точнее сказать — не оказались, а сами себя туда загнали. Допустим, что перед ними еще до суда стояла дилемма: Человек Иисус никак не может быть Богом и не соответствует, по их представлениям, мессианскому статусу. Выходит, что Он — самозванец, объявивший Себя в силу каких-то причин (болезни, высокого самомнения, мошеннических устремлений и т. п.) Мессией и Сыном Божиим? Но Иисус не был похож и на самозванца. Он творил чудеса, совершал невероятные деяния, исцелял неизлечимо больных людей — «слепые прозревают, хромые ходят, прокаженные очищаются, глухие слышат, мертвые воскресают, нищие благовествуют» (Лк. 7:22).
Хозяева Иерусалимского храма, вероятно, немало слышали об этих удивительных деяниях. и им надо было каким-то образом разрешать эту непростую и необычную ситуацию. Но как? Вопрос о признании Иисуса Богом отпадает. Первосвященники, как уже сказано, вряд ли до конца осознавали и чувствовали беспредельность высоты той божественной планки, на которую замахивался Этот Иудей. Они, конечно, догадывались, что Он «как будто ставил Себя на одну ступень с Живым Богом» (Й. Ратцингер). Вероятно, чувствовали, что Он указывает на Свою «сверхчеловеческую природу» (А. Мень). Возможно, смогли даже воспринять, что выражение «Сын Божий» трактуется Иисусом выше, чем понятие «Машиах» (Мессия). Однако с трудом верится, что сознание иудейских иерархов смогло вместить и переварить в полной мере претензии Иисуса на единосущие с Яхве. Симха Полонский писал: «Не принимая Нового Завета, практически невозможно понять, как это Иисус вообще мог произносить подобные слова, которые просто не могли уместиться в религиозном сознании евреев»[216].
Между тем, из всего сказанного совсем не вытекает с очевидностью, что судьи синедриона подлежат оправданию перед судом истории и что они действовали в сложившейся ситуации по Закону. Его основа — завет, договор с Богом. Но вся ветхозаветная история — наглядное свидетельство того, что этот завет постоянно нарушался. Достаточно вспомнить, как священники поносили и преследовали пророка Иеремию, чтобы убедиться в многовековой актуальности обращения пророка Илии к иудеям: «Долго ли вам хромать на оба колена?» (3 Цар. 18:21)[217].
Рассуждения богословов (например, И. Восторгова и А. Гумерова) об обязанности синедриона обсудить притязания Иисуса на звание Пророка и Мессии нельзя назвать абсолютно безосновательными. Более того, они в целом верны. Их просто не стоило рассматривать в контексте новозаветного повествования о суде над Иисусом.
Эта обязанность действительно вытекала из смысла и духа Моисеева закона. Но только не в рамках уголовного процесса. Не в условиях, когда над претендентом на статус Пророка или Мессии уже висел дамоклов меч сформулированного обвинения.