Трибунал для Иисуса. Особое мнение российского судьи

Следовательно, наше предположение является верным. Формула обвинения была универсальной. Она позволяла дело особой подсудности по еврейскому закону без особого труда трансформировать в дело особой подсудности по римскому закону. И наоборот.

Реакция Пилата на выдвинутое против Иисуса обвинение кажется неожиданной. 3. Коси-довский недоумевал: «Иисуса обвиняют в поступках, которые относятся к тягчайшим преступлениям против императора, к категории „Преступное оскорбление его величества“, и вдруг римский прокуратор безо всякого расследования, с места в карьер оправдывает его. Этого не мог бы сделать ни один, даже самый милосердный, представитель римских властей, а тем более Пилат»[230].

Из всего сказанного, по мнению 3. Косидовского. вытекает лишь один очевидный вывод: евангельские рассказы являются нелепыми и не соответствуют действительности.

Такого рода точка зрения является довольно распространенной. Например, Р. Хазарзар полагал, что «евангельскую версию суда Пилата нельзя считать исторической».

Что ж, давайте разбираться. И для начала рассмотрим вопрос о соотносимости между собой богохульства как преступления по древнееврейскому праву с аналогичным преступлением, предусмотренным римским правом.

О соотносимости обвинения в богохульстве с обвинением в оскорблении величия

Есть основания полагать, что все три выдвинутых против Иисуса пункта обвинения (развращение народа, объявление себя Царем Иудейским и запрещение давать подать Кесарю) подпадали под признаки преступления об оскорблении величия, которое каралось смертной казнью: лишением огня и воды и распятием на кресте.

Некоторые авторы прямо отождествляют это преступление с римским обвинением в богохульстве. Так, И. Восторгов писал, что Каиафа, раздрав одежды, «таким образом обозначил преступление Подсудимого, это — crimen laesae majestatis divinae, т. e. преступление оскорбления Божественного величия». То есть Восторгов идентифицировал эти преступления, предусмотренные древнееврейским и римским законами. Дж. Кармайкл, напротив, полагал, что зафиксированное Лукой обвинение, представленное Пилату, «полностью отличается от обвинений в богохульстве и т. д., которые предположительно слышались в ходе суда в синедрионе». Иногда используется слово «подмена». А. Гумеров писал: «Политически искушенные вожди иудеев, увидев желание Пилата уйти от ответственности и не участвовать в том деле, с которым они пришли, выдвинули против Иисуса новое обвинение, имевшее чисто политический характер. Они сделали подмену и совершили еще одно юридическое нарушение: на заседании синедриона осудили на казнь по одному обвинению, а добивались утверждения приговора по другому».

Представляется, что все вышеприведенные мнения недостаточно обоснованны и не вполне соответствуют реалиям того времени. Обвинения, выдвинутые в синедрионе и в римском суде, не являлись идентичными. Нет оснований для утверждения о выдвижении перед Пилатом абсолютно нового обвинения. О подмене же. как таковой, можно вести речь не в смысле выдвижения против Иисуса нового обвинения, а лишь в плане замены термина, составлявшего основу прежнего обвинения — вместо Царя Израилева в обвинении стал фигурировать Царь Иудейский. На это обратил внимание архимандрит Ианнуарий: «Коварная хитрость Синедриона заключалась в том, что Царь Иудейский — официальное римское наименование политической фигуры, сами израильтяне никогда не называли ожидаемого мессию царем Иудейским»[231].

Таким образом, обвинения, прозвучавшие в синедрионе и выдвинутые против Иисуса в римском суде, не являлись взаимоисключающими друг друга, но и не были тождественными. В какой-то степени они близкие, если вообще допустимо такое сравнение. Близкие в том смысле, что их диспозиции имели общие признаки и позволяли иудейским обвинителям перебросить мостик от одного обвинения к другому.

Ульпиан в 7-й книге «Об обязанностях проконсула» отмечал, что оскорбление величия является «преступлением, весьма близким к святотатству»[232] (имеется в виду святотатство, как преступление, предусмотренное римским законом — авт.).

В. В. Болотов, анализируя правовые аспекты антихристианских процессов, отмечал, что обвинение в «святотатстве» (сгппеп 8асгПе|дп) неизбежно выливалось в обвинение в «оскорблении величия» (сгппеп 1аезае ша)е81аЙ8), «которое состояло в том, что человек отрицал верховенство власти в религиозных вопросах». Тот, кто отказывался от принесения жертвы богам, оказывал тем самым презрение и к государственной власти, поэтому преступление против религии переходило (трансформировалось) в преступление против власти[233].

Обратим внимание, что в древнеримских источниках с трудом улавливается разделительная черта между этими терминами. Еще ближе понятия «богохульство» и «святотатство» соприкасались друг с другом в древнееврейском праве.