Того же по сути мнения придерживаются и современные богословы. Так, епископ Кас-сиан отмечал: «Пилат тотчас же видит неосновательность политического обвинения, выдвигаемого против Иисуса. Иисус не отрицает Своего царского достоинства, но суждение о Царстве не от мира сего не входит в компетенцию Пилата, а в существование абсолютной истины он не верит. Иисус в глазах Пилата — безвредный мечтатель и больше ничего».
Рассуждения эти в целом правильные. Но, как представляется автору, они не раскрывают в полной мере мотивацию действий Пилата. На самом деле он. вероятно, просто исполнил в этом случае требования римского закона.
Надо учитывать, что римское законодательство того времени прямо обязывало Пилата основывать свои выводы на истине. Возможно, он и смотрел «на преданность истине как на химеру». Но слова Иисуса об истине прямо совпадали с предписанием римского закона, который включал выяснение этого вопроса в предмет доказывания по делу. Поэтому Пилат и задал этот вопрос. Не столько Иисусу, сколько самому себе: «Что есть истина?» (Ин. 18:38).
Надо сказать, что ответ на него многие ищут до сих пор. И правоведы — не исключение. Можно сказать кратко: истина — это Бог. Ответ верный, но в практической деятельности человека, в том числе исследовательской или судебной, он кажется недостаточным и нуждается в детализации.
Истина, которую обязан установить следователь, а затем и суд, прежде всего, должна быть объективной. В то же время она должна одновременно обладать чертами абсолютной и относительной истины. Абсолютной ее называют в том смысле, что суд в любом случае должен дать достоверный и определенный ответ на вопрос о виновности подсудимого, правильно квалифицировать его действия и определить справедливую меру наказания. «Материальная истина в уголовном процессе — отмечал известный советский правовед М. С. Строгович — достигается тогда, когда суд своим приговором осуждает того, кто в действительности совершил преступление, и осуждает именно за то преступление, которое этим лицом совершено… Материальная истина — есть соответствие вывода суда о фактах дела самим этим фактам, как они произошли в действительности»[237].
Вместе с тем эта истина все равно неполна и ограничена. А значит, — относительна. Неполнота является ее свойством в силу неисчерпаемости предмета познания. Истина относительна. поскольку в судебном процессе имеет пределы, установленные предметом доказывания. Относительность истины всегда предполагает возможность дальнейшего исследования, в ходе которого она может быть дополнена и уточнена. При этом юристы обязательно добавляют, что истина в конкретном судебном процессе должна быть конкретной. То есть она верна лишь для определенных условий времени и места.
Что касается Пилата, то слова Иисуса о том. что Он «пришел в мир, чтобы свидетельствовать об истине», вероятно, напомнили ему о требовании римского закона, который обязывал его основывать свои выводы на истине. Об этом прямо сказано Модестином. В 12-й книге «Пандектов» он писал о предмете доказывания обвинения (причем именно по закону об оскорблении величия!): «судьям следует рассматривать это обвинение не как случай (выказать) глубокое уважение к императорскому величию, но (основываясь)
Поэтому Пилат и пытался выяснить: что же представляет из Себя этот необычный Человек? Мог ли Он, исходя из Его личностной характеристики, направленности сознания и воли претендовать на реальный трон и стремиться к захвату реальной власти в Иудее. В итоге он легко выяснил то, от чего полностью устранились еврейские судьи: истина заключалась в полном отсутствии какой-либо вины в инкриминируемом Иисусу преступлении.
В римском уголовном процессе под виной (culpa), как условием для наступления уголовной ответственности, понималось только злоумышление (dolus), то есть преступный умысел. Все иные правонарушения, с неосторожной формой вины, рассматривались как частноправовые деликты. Даже применительно к делам об оскорблении римского величия сама по себе «наклонность мыслей» вряд ли являлась наказуемой. А вот умысел-намерение, связанный с обдумыванием, обсуждением или подготовкой конкретного преступления, уже рассматривался как формальный заговор, посягающий на безопасность римского правопорядка.
Оценивая действия Пилата, надо, кроме того, учитывать предписание римского закона о том. что «доказывание возлагается на того, кто утверждает» (Павел), «предъявляет требование» (Марциан). Между тем, обвинители из синедриона не спешили четко сформулировать обвинение перед наместником. А слова самого Обвиняемого для Пилата не имели юридической силы, поскольку действовал принцип: «Никто не признается пригодным свидетелем по своему делу» (Помпоний)[239].