Что касается общих признаков богохульства как преступления, предусмотренного обеими правовыми системами, то мы должны, прежде всего, взглянуть на признаки субъективного свойства. И в том, и в другом случае это преступление посягало на общественное спокойствие и государственную безопасность, которые в Иудее обеспечивались как римлянами, так и иудейскими правителями. Именно здесь находилась точка соприкосновения правовых норм. И здесь же пролегала нить, связывавшая религиозные преступления и преступления против власти.
В этой связи следует заметить, что даже идолопоклонство можно назвать чисто религиозным преступлением с некоторой натяжкой. М. Пальмов отмечал, что поскольку среди иудеев «Иегова имел значение не только как владыка всего мира и Бог, но и как Царь в собственном смысле слова (теократия), то и преступления против Него были не только религиозного характера, но и гражданского»[234].
Поэтому для придания формуле обвинения против Иисуса универсального характера и было использовано ключевое понятие «Царь Иудейский», которое, как правильно отмечал тот же А. Гумеров, имело два различных значения (земное и мессианское), и с которым первосвященники и старейшины в первую очередь связывали свои надежды на осуждение Иисуса Пилатом. В данном случае, по их мнению, префект должен был расценить действия Иисуса как реальное притязание на власть иудейского царя. Ведь после смерти Ирода Великого это место оставалось «вакантным» и фактически царские функции продолжал выполнять сам Пилат. Он и перешел сразу к делу, задав Иисусу ключевой вопрос: «Ты Царь Иудейский?»
Автор, попытавшись дистанцироваться от всех высказанных ранее по этому вопросу мнений и толкований, изложенных в многочисленных богословских и исторических трудах, обратился к изучению соответствующих норм римского права. Ведь именно этими нормами обязан был руководствоваться Пилат при рассмотрении дела Иисуса. Такой подход позволил найти несколько иное объяснение действиям наместника и понять логику его поведения, как римского судьи.
Допрос Иисуса Пилатом в претории подробно описан лишь в Евангелии от Иоанна. В помещении они находились вдвоем. Если не считать переводчика, без которого, по мнению Брюса М. Мецгера, «было не обойтись» и благодаря которому, возможно, стало известно о содержании этого допроса. Нельзя, впрочем, исключать и того, что евангелист Лука смог ознакомиться с римским протоколом или его копией. В этой связи обращает на себя внимание, что все без исключения авторы Евангелий используют при описании допроса в претории прямую речь. А ведь именно с приходом в завоеванные провинции римлян, как отмечал Д. А. Браткин, произошел «существенный сдвиг в формуляре грекоязычного судебного протокола». В частности, взамен повествовательной формы изложения была введена «прямая речь участников процесса» и вердикт судьи, которому в птолемеевской судебной документации придавалась «форма косвенной речи», также стал излагаться в прямой речи[235].
Пилат допрашивал Иисуса сам, поскольку квесторов[236], которые обычно вели допросы, у наместника, видимо, не было. Это был даже не допрос, а разговор.
Иоанн писал: «Тогда Пилат опять вошел в преторию, и призвал Иисуса, и сказал Ему: Ты Царь Иудейский? Иисус отвечал ему: от себя ли ты говоришь это. или другие сказали тебе о Мне? Пилат отвечал: разве я Иудей? Твой народ и первосвященники предали Тебя мне; что Ты сделал? Иисус отвечал: Царство Мое не от мира сего; если бы от мира сего было Царство Мое, то служители Мои подвизались бы за Меня, чтобы Я не был предан Иудеям; но ныне Царство Мое не отсюда. Пилат сказал Ему: итак Ты Царь? Иисус отвечал: ты говоришь, что Я Царь. Я на то и родился и на то пришел в мир, чтобы свидетельствовать об истине; всякий, кто от истины, слушает гласа Моего. Пилат сказал Ему: что есть истина? И, сказав это, опять вышел к Иудеям и сказал им: я никакой вины не нахожу в Нем» (Ин. 18:33–38).
О чем этот разговор, и как он повлиял на изменение позиции Пилата?
Иоанн Златоуст отмечал, что Иисус своими словами о том. что Царство Его не от мира сего «уничтожил то, чего именно доселе страшился Пилат — уничтожил подозрение в похищении Им царской власти».
А вот мнение по этому поводу Э. Ренана: «Без сомнения. Иисус произвел на него впечатление невинного мечтателя. Полное отсутствие религиозного и философского прозелитизма у римлян той эпохи побуждало их смотреть на преданность истине как на химеру. Прения по этому предмету казались им скучными и лишенными всякого смысла. Не видя той опасной для империи закваски, которая таилась в новых умозрениях, они не находили основания прибегать в подобных случаях к насилию».