Трибунал для Иисуса. Особое мнение российского судьи

Все это так. Приведенные автором многочисленные высказывания христианских богословов в целом объясняют логику поведения Пилата — его нерешительность, связанную с нежеланием выносить вердикт. Были, возможно, и растерянность, и даже страх. Но вряд ли до такой степени, как принято считать. Поэтому остается все же ощущение, что его поведение не вполне соответствует воссозданному исследователями психологическому портрету римского наместника. И в этой связи нельзя не признать заслуживающей внимания точку зрения К. Эванса. Он полагал, что Пилат вовсе не сломался под напором иудейских иерархов и на протяжении всего суда продолжал себя вести как хитрый политик, который до конца руководствовался правилом — снять с себя ответственность и переложить ее на чужие плечи. К. Эванс, в частности, писал: «Спрашивая:..Какое же Он сделал зло?“ (Мк 15:14) — Пилат не совершил „тактической ошибки“, как выразился один комментатор, не было здесь и „слабости", как предполагает другой. Властитель готов удовлетворить пожелания влиятельных священников, требующих казни Иисуса, но одновременно хочет избавить себя от политического риска. Он думает только об одном: чтобы вынесение приговора Иисусу не спровоцировало возмущения иудеев или не показалось им очередным проявлением жестокости со стороны римлян. Пилат не хочет навлекать на себя потенциальные неприятности. Он всего — навсего стремится снять с себя ответственность… Если толпа настаивает на смертной казни для Иисуса, он бы хотел узнать, почему, и желает, чтобы они сами о том публично заявили. Наконец, не желая более усиливать возбуждение толпы, Пилат велит освободить Варавву (Мк 15:15). И опять же этот ход не свидетельствует о его слабости. На самом деле здесь Пилат заботится о том. чтобы не обидеть своих союзников — влиятельных священников… Пилат уступил им. но при этом ясно продемонстрировал, что желание казнить Иисуса исходит не от него самого» [252].

Приведенное мнение в целом укладывается в русло рассуждений автора на ту же тему, о чем подробнее поговорим в следующей главе. Пока же ограничимся итоговой констатацией, отраженной в Евангелиях. Принимая решение по делу, Пилат воссел на трибунальское кресло, расположенное на Лифостротоне. Иоанн особо отмечает это обстоятельство, подчеркивая тем самым, что на этот раз наместник официально произнес обвинительный приговор.

Предав Иисуса на распятие, Пилат, согласно Матфею, потребовал воды и демонстративно умыл руки, заявив: «невиновен я в крови Праведника Сего» (Мф. 27:24). Тем самым он совершил обряд по древнееврейскому обычаю.

Умывание рук

Многие авторы, отмечая, что такое умывание рук производилось иудеями лишь в случаях, когда они находили труп и убийца не был известен, вместе с тем убеждены, что Пилат вряд ли мог его совершить.

Обычай этот подробно описан во Второзаконии. Действительно, когда иудеи находили мертвое тело, и не было известно, кто является убийцей, производились своего рода следственные действия. Определялся ближайший от места преступления населенный пункт и старейшины этого места приносили в жертву телицу, которая не носила еще ярма. Ее закалывали и в присутствии священников омывали свои руки над головою животного, произнося при этом слова о своей невиновности: «Руки наши не проливали этой крови, и глаза наши не видали убийства» (Втор. 21:1–9). То есть омовение рук производилось с целью очиститься от вины.

Возможно, Пилат что-то слышал об этом странном обычае, смешавшимся в его сознании с языческим обычаем омовения рук для очищения от смерти, и потому совершил этот тщетный и неуместный жест.

Вот что писал А. П. Лопухин по поводу высказывавшихся сомнений в подлинности этого евангельского стиха: «Предполагать, что Пилат совершенно был незнаком ни с какими иудейскими обычаями, также невероятно, — тем более, что жена у него, может быть, была иудеянка или иудействующая (в Ев. Никодима, гл. II. Пилат говорит иудеям: вы знаете, что жена моя благочестива и много иудействует с вами. Говорят ему: да, знаем). Но если даже не предполагать всего этого, то и в таком случае нельзя утверждать, что Пилат не мог совершить омовения пред народом. Это такой акт, который мог быть совершен всяким. Омовение Пилата не настолько соответствует Втор. 21:6–7 и 2 Цар. 3:28, чтобы говорить, что Пилат действовал на основании законного предписания или повторял библейские выражения. Самое вероятное предположение то. что он в настоящем случае применился к иудейским обычаям, о которых было ему известно».

Заслуживает внимания и мнение, высказанное И. Херсонским: «Бедный мужеством и слабый совестью, судья-язычник решился всенародно обратиться к этому обряду, который, принося некоторое успокоение его совести, был полезен теперь и тем. что стоящие в отдалении иудеи, которые из-за шума не слышали слов Пилата, могли по омовению судьей рук понять, что он осуждает Иисуса Христа против воли».

«Кровь Его на нас и на детях наших»