Трибунал для Иисуса. Особое мнение российского судьи

Историки расходятся во мнениях: действительно ли Сеян плел нити заговора против Тиберия? Но вряд ли подлежит сомнению, что именно в 30–31 годах отношения между ними стали очень напряженными. И Пилат, и Анна с Каиафой хорошо об этом знали. К тому же, ранее Тиберий уже получил несколько жалоб о бесчинствах своего префекта. «Он боялся — писал Филон — что посольство раскроет в Риме все его преступления, его продажность и хищничество. разорение целых фамилий, все низости, виновником которых он был, казнив множество людей, не подвергнутых даже никакому суду, и другие ужасы, переходившие всякие пределы».

Важно заметить, что Анна и Каиафа, наверняка, имели своих агентов в Риме и через иудейскую диаспору могли реально влиять на расклад сил в этой политической схватке. Ведь Пилат ранее уже вынужден был снять по приказу из Рима повешенные во дворце Ирода щиты с изображением императора. Приказ же этот последовал после жалоб влиятельных иудеев. Причем Филон подчеркивает, что после того, как иудеи заявили наместнику о своем желании направить послов к Тиберию, «последнее особенно смутило Пилата, он испугался»[255].

Автор не исключает, что так и было. И хотел бы возразить тем историкам, которые считают абсолютно надуманным предположение о том, что иудеи могли испугать могущественного Пилата.

Г. Ястребов, отмечая, что «к середине I в. н. э. за пределами Иудеи жило больше иудеев, чем в самой Иудее», обоснованно заметил в этой связи, что «колоссальную роль играл фактор диаспоры»[256]. Еще в 59 г. до н. э. Цицерон обратил на это внимание, выступая в суде по делу Флакка[257]: «Тебе (Лелию) известно, какова ее (толпы иудеев) сила, какова сплоченность, сколь велико ее влияние в народных собраниях»[258].

Один из лучших знатоков Древнего Рима Т. Моммзен писал: «Гораздо большее значение. чем иудеи Палестины, имела в эпоху империи иудейская диаспора, представляющая собой совершенно своеобразное явление»[259]. Историк, отмечая, что «все иудеи в целом оставались объединенными между собой», подчеркивал: «Во всех существенных вопросах в иудействе умолкают всякого рода разногласия, особенно перед лицом давления извне и преследований. и как ни было незначительно государство раввинов, все та же религиозная община, которую оно возглавляло, была внушительной, а при известных обстоятельствах даже страшной силой»[260].

Каким же образом эта «страшная сила» влияла на те или иные события?

Прежде всего — с помощью влиятельных лиц и больших денег.

А. Владимиров писал, что еврейская диаспора вполне могла «способствовать в чужих краях интересам иудейского государства и, кроме того, быть источником весомых денежных поступлений, или даже вообще склонять баланс внешней торговли в пользу Иудеи»[261].

О силе иудейского прозелитизма можно судить по упомянутым древними историками именам из числа особ знатного рода, принявших иудейство. Это члены царствующего дома Адиабены (царь Изат. его мать Елена, а также его брат и преемник), супруга Нерона Поппея Сабина, римская аристократка Фульвия и др.

По свидетельству И. Флавия, заговор Сеяна был разоблачен Антонией, вдовой Друза Старшего, которая написала Тиберию на Капри все, что узнала о заговоре. Э. Боддингтон отмечала в этой связи, что версия Иосифа может восходить к хорошим источникам, так как Антония была в дружеских отношениях с «еврейским принцем» Агриппой[262]…

В связи с утратой большей части пятой книги «Анналов» Тацита историки не знают точно, когда Тиберий охладел к Сеяну. Предполагают, что это произошло в 30–31 годах. То есть, тогда же. когда мог состояться суд над Иисусом. И по причине того, что «к Тиберию, как отмечал Н. Парфенов, стал обильно поступать компрометирующий префекта претория материал — тщательно взбитый коктейль из правды, сплетен и клеветы». В это время иудейская диаспора вполне могла подбросить Тиберию убойный компромат и на ставленников Сеяна, в том числе Пилата. Последний это понимал, и мог действительно «убояться» с учетом резко изменившейся ситуации.

Н. Т. Райт обратил внимание на одно сходство между описанным Филоном эпизодом со «щитами» и Иоанновым рассказом об Иисусе на суде Пилата: «В обоих случаях Пилат разрывается между желанием не уступать своим еврейским подданным, поступить с ними попренебрежительнее, и боязнью, что подумает Тиберий, если узнает про эту ситуацию: «Если отпустишь его, ты не друг кесарю».

Это действительно существенный момент, позволяющий понять характер префекта, а также мотивы, которыми он мог руководствоваться, принимая решение по делу Иисуса.

Пилату было известно, что доведению компромата до императора нередко способствовали перешедшие в иудейство влиятельные римские граждане. Знал он и том, что Тиберий весьма гуманно относится к жителям Иудеи и в последние годы все чаще прислушивается к их мнению. У Сеяна же сложились крайне враждебные отношения с иудеями (о его намерении их истребить писал упомянутый Филон), поэтому рассчитывать на его поддержку нельзя было еще и по этой причине.