Тридцать седьмое полнолуние

Вдвоем отвели ее к двери. Меченую приняли охранники и деловито утащили.

– Как вы узнали, что можно зайти? – шепотом спросил Ник.

Мирский привалился к стене и вытащил из кармана флакончик с таблетками. Лицо у него было мокрым от пота, отчетливее проступили старческие пигментные пятна.

– Я слишком давно с этими мальчиками. Научился чувствовать.

Пальцы Мирского соскальзывали с плотно насаженной крышки. Ник забрал флакон и открыл сам. Вытряхнул на протянутую ладонь таблетку.

– Две, – попросил Мирский. – Вот такая я развалина, что поделать. Подожди, сейчас принесу карточки. И не говори про это Матвею. – Старик забрал флакон и спрятал в карман. – Не хочу его волновать.

– А если вы сейчас помрете, – грубо сказал Ник, – этим вы его не взволнуете?

Старик улыбнулся.

– Ты хорошо держишься. Но все равно странно. Матвей не пускает никого, даже меня. А тебе разрешил смотреть. Почему?

– Интересный вопрос. Узнаете ответ – скажите.

Мирский ушел. Ник сел возле стены на корточки, запрокинул голову и закрыл глаза. Под веками сухо жгло. Долгая ночь.

Стена под лопатками и затылком качнулась, как тот плот. Ник так и не смог связать его с реальностью. Где он мог плыть, по какой реке? И почему было с собой оружие? Это ведь точно не Арефские земли.

– Микаэль? – Старик прикоснулся к его плечу.

Ник разлепил веки.

– Потерпи, – попросил Юджин. – До рассвета осталось час сорок.

– Все нормально. – Ник встал.

Старик передал ему авторучку и стопку плотных листов. На верхнем была приклеена фотография скандальной девицы.

– И чай, скажешь: обычный, без добавок.

Юджин вытащил из-под мышки термос и тоже всучил Нику.

– Иди. Да, и вот что… Если придется Матвея связывать, ну, для себя, не бойся. Больнее ты ему уже не сделаешь.

Грохнуть бы этот термос об пол, подумалось Нику с неожиданной злостью.

– Дверь за мной закройте, руки заняты.

Л-рей так и сидел у лавки, брезгливо снимая с губ розовую слюну. На футболке – пятна крови, кажется, Дёмин промокнул об нее запястья.

– Вот, – сказал Ник и поставил рядом с ним термос. – Чай обыкновенный. И карточки.

Дёмин окрысился:

– Совсем дурак? Встать помоги! В кресло сяду.

Ник протянул руку.

– Левую! Куда со своей меткой лезешь.

Л-рей тяжело навалился, выматерился шепотом.

– Мышцу потянул. Вот дрянь крученая.

Всего несколько шагов, но, когда добрались, Дёмин уже задыхался.

– Одеяло, – велел он, забираясь с ногами в кресло.

Видно было, что его знобит. Ник укрыл л-рея.

– Чай давай.

Налил в крышку. Дёмин принял ее в обе руки, но все равно расплескал. Поставил на колени, наклонился и начал пить. Зубы стучали о край.

Чувствуя себя полным идиотом, Ник отступил к стене. Прижался к холодному бетону.

– Чего шарахаешься? – спросил Дёмин. Глянул исподлобья; лицо белое, а глаза красные, в сетке лопнувших сосудов.

– Я не шарахаюсь.

– А что тогда?

Ник помолчал, формулируя. Л-рей ждал, трогая языком ссадину на губе.

– Я не понимаю, как мне вести себя. Здесь, сейчас, с тобой.

Дёмин хмыкнул:

– Да уж, проблема.

«Если бы ты знал – какая!» – с тоской подумал Ник. Все намного сложнее, чем просто л-рей и меченый в одной комнате.

– Ты меня боишься? – уточнил Дёмин.

Краски возвращались на его лицо неровно: заалели пятна на скулах, а над верхней губой осталась белая полоса.

– Не совсем так, – честно ответил Ник. – Мне было страшно подойти, когда ты… там… – Он повел подбородком в сторону лавки.

– Че жмешься, как девица у гинеколога? Говори как есть: когда я орал и на дерьмо исходил. Красиво было? Я ж тоже видел со стороны. При мне Рамиль последний раз работал.

Дёмин поднял руку, рассматривая запястье – распухшее, красно-сине-черное.

– Как думаешь, это приемлемая цена? – спросил он.

– Не знаю. Смотря за что. За жизнь? За право остаться человеком? Наверное, да.

– Хорошо рассуждать, когда платишь не ты.

Л-рей, поморщившись, шевельнул пальцами.

– Кстати, твой любимый Раймиров не захотел – человеком. Сказал, что оборотни лучше. Сильнее и честнее.

– Я их видел, – признался Ник, и л-рей посмотрел на него с удивлением. – Здоровые. Один был бурый, клокастый. А двое других холеные такие, черные оба. Я случайно тогда спасся.

– Стаю? – не поверил Дёмин. – Где ты их мог видеть?!

– В Арефе. Я был там, когда начался мятеж.

…Полыхнуло перед глазами – автобус в пламени. Может, они не успели ничего понять? Почувствовать? Или тех секунд все-таки хватило…

«И это я хотел помнить? – подумал Ник. – Вот это – знать до конца?»

– Очень интересно, – протянул л-рей. – Ну, разберусь.

– В смысле?

– Да я же досье на тебя затребовал. Информации об Арефе там не было. Почему?

Ник пожал плечами, даже не пытаясь строить предположения. Так нужно Георгу, вот и вся причина!

– То есть все остальное ты знал? Из какой я семьи, и что мои родители погибли. Ну, когда говорил мне про них на теплоходе.

– Естественно.

Ник оттолкнулся от стены, сходил за стулом и уселся напротив л-рея. Стул снова развернул спинкой вперед, скрестил руки на перекладине.

– Кстати, а чем закончилась та сказочка? Про долг л-рея.

Дёмин хмыкнул.

– Не догадался, значит. Забыл, что про́клятых было семеро? А помнишь, что тогда делали с теми, кому не повезло?