Тридцать седьмое полнолуние

– Так все серьезно?

– А ты думал.

Юджин потер мокрой рукой грудь под рубашкой.

– Прихватывает? – понимающе спросил Роман. – Штормовка вон, в кармане возьми.

– Обойдусь! – буркнул Юджин, и бывший учитель улыбнулся:

– Набрался ты от своих мальчишек.

– От них наберешься. Это у тебя что-то Матвей притих, а так ведь ежик ежиком.

Роман постучал по доске ножом, стряхивая чешую.

– Неужели совсем ничего нельзя сделать?

– Знаешь, в УРКе отличные мужики есть. Оперсостав, группы захвата. Для них-то бронежилеты не придуманы, и ничего, работают. Или следователь за столом сидит, бумажки перебирает. А через стол, в этом же кабинетике, – про́клятый. Может, вампир, а может – зеркало, и как хлестанет в ответ. Но предложи им пойти против системы… – Юджин покачал головой.

Роман вытащил последнюю рыбину – щуку со снулыми глазами.

– Есть старая легенда о мальчике по имени Иволга, – вспомнил Юджин. – Считается, что в ней сохранилось наиболее достоверное описание посвящения л-рея.

Бывший учитель глянул вопросительно:

– А что, требуется особая церемония?

– Конечно, куда же без нее. Просто сейчас нового л-рея представляют сенату, а тогда… Мальчика выводили на помост у королевского дворца. Раздевали, бросали в огонь старую одежду, и кто-нибудь из облеченных властью зачитывал формулу отречения. Примерно так: Псы пойдут впереди тебя, вынюхивая про́клятых и ставя печать. Псова отметина продержится только одно полнолуние, не успеешь снять – так никто и никогда не сможет, и Псы больше не почуют. Твоя судьба отныне – дорога, из города в город, полнолуние за полнолунием. Перед тобой откроются все ворота и границы. Ты больше не подданный короля, у тебя нет рода, и твое имя скоро забудут. Отныне ты – л-рей.

Помолчали. Потом Юджин с горечью сказал:

– По большому счету, ничего не изменилось. Что тех, что этих – просто лишают имени и вычеркивают. Заранее. Понимаешь, Роман? Вся наша история, достижения, премии за гуманизм… Но если нужно предать ребенка – его предадут так же, как сто, двести лет назад.

Учитель вытер руки старым полотенцем и сам потянулся к штормовке. Достал из кармана тубус с таблетками. Спросил:

– А что там с Иволгой? Он был л-реем?

– Да нет, как раз наоборот. Жил-был мальчик, пел хорошо, потому и прозвище такое дали. Знатного роду, но не из первых. Папа, мама, сестры, братья. Все как у всех, пока однажды в город не пришли Псы. Мальчик оказался про́клятым. Один из семерых, а семеро – много для л-рея. Страшно и больно. Всю ночь л-рей раскладывал карты, выбирая. Тасовал колоду, выкидывая на стол картинки. Кого убить? Тогда резерваций не существовало. Кого спасти? Вампира, оборотня? Или мальчика Иволгу? Мальчика, который никому не причинит вреда. Никому, кроме…

Юджин запнулся и привстал, заглядывая через забор.

– Ты погляди-ка.

Матвей небрежно помахивал авоськой с хлебом. Справа от него шагала девчонка – голые руки, голые коленки, голый живот под завязанной узлом рубашкой. Она была похожа на только-только оперившегося аистенка, уже самоуверенная, но еще неуклюжая.

Возле калитки парочка задержалась. Матвей несколько раз кивнул, и девчонка пошла дальше, покачивая попкой в коротко обрезанных шортах.

– М-да, – сказал Роман.

Глава 13

Над Королевским садом плыла связка шаров. Против солнца шары казались черными, и смотреть на них было неприятно.

– Привет, – сказал Ник, усаживаясь на землю.

Тут же нарисовался Карась, шепнул:

– Вроде чисто.

– Вроде или чисто? – скандальным голосом переспросил Гвоздь и скомандовал: – Брысь.

Обиженный Карась исчез за кустами. Там шумел фонтан, носились дети, гуляли девушки. Проскрипела колесами тележка мороженщицы.

– Сбежал? – спросил Ник, разглядывая опухшую физиономию Гвоздя. Поперек брови у того шла глубокая ссадина, левый глаз был подбит, на губах подживали струпья.

– А че, увольнительную надо было подождать?

– Не помешало бы. Какого черта, Денис?

– Это ты про драку?

Гвоздь перевернулся на бок и подпер голову кулаком.

– Смотрю я на тебя, Немой, и удивляюсь. Вроде умный парень. А иногда такой дурак дураком, что охренеть можно. Ты два и два сложить не пробовал?

– Драки не было, – утвердительно сказал Ник.

– Не, в каком-то смысле, конечно, была. Слушай, глубоко философский вопрос! Когда тебе десять раз по роже, а ты в ответ ни разу, считается это дракой?

Гвоздь плюнул, целясь в серединку ромашки. Промахнулся.

– Ладно, Зареченский, слушай сюда…

Ник слушал, и ему было противно до тошноты. Запульсировала боль в виске, придавил ее пальцем.

– Почему ты мне это рассказываешь? – спросил он, когда Денис закончил. – Не боишься, что тебя как Алейстернова?

Гвоздь лег на спину. Шары все висели в небе, их никак не мог прибрать ветер.

– Боюсь. Ну и что? Думаешь, я ради тебя это делаю? Твоей благородной голубой крови? Облезешь. Они, твари, меня на полу растянули и бутылку в горло… – У Дениса перекатились желваки. – Я ж для них быдло, крыса приютская. Два трупа вокруг тебя одного, не многовато ли? А так куда дешевле: по морде – и готово, молчать буду в тряпочку. Суки! Я для себя это делаю, понял?

Ник кивнул. Протянул руку:

– Еще увидимся.

– Бывайте здоровы.