Тридцать седьмое полнолуние

Маячила Пашкина спина, перекрывая линию выстрела.

– Пацан дойдет, ясно? А если ты, Задница, его тронешь, я тебя сам прикончу.

Ник дошел. Как – он сейчас не помнил. Рыжего подстрелили через два дня на блокпосту. Пашка сгинул в рейде. Задница с легким ранением эвакуировался в тыл, сразу же, как открыли дорогу.

О том, что произошло в предгорье, знал лейтенант Корабельников. Ник выболтал, когда в очередной раз ему снимали приступ разбавленным спиртом. Слова катились с языка легко и весело. Путано получилось, но лейтенант понял. Утром, сунув Нику в зубы кружку с водой, велел:

– Ты бы, парень, трепался поменьше. Мало ли что тебе, беспамятному, почудиться могло…

… – Доброе утро, господа!

Ник вздрогнул, услышав голос учителя. Он не заметил, как прозвенел звонок и стало тихо в классе. Все сегодняшнее утро почему-то вспоминался Ареф.

Воитель бросил на стол журнал.

– Отсутствующие есть? Нет? Замечательно. Глеймиров и Карасев, будьте любезны, почтите меня своим вниманием. Благодарю.

Ник рассеянно смотрел на историка.

– Сегодня у нас последний урок, с чем вас и поздравляю. Ну что, приступим? Я продиктую вопросы к билетам.

Класс загудел.

Отвернувшись, Ник уставился в окно. Полыхало солнце. Сквозь зеленое облако тополиных веток проблескивала витрина аптеки.

– До экзамена четыре дня осталось, – со злостью сказал Дальшевский.

– Как раз достаточно, чтобы себя проверить. А готовиться надо было в течение учебного года, не так ли?

Забурчал под нос Вахрушев. Тоскливо вздохнул Грошик.

– Итак, я диктую. Желающие могут записывать. Вопрос первый. Внешняя политика Федерации накануне Второй мировой войны.

Спохватившись, Ник открыл тетрадь.

– Вопрос второй. Социально-экономическое положение регионов…

В коридоре раздался шум – странный, внеурочный. Кажется, шли несколько человек. Слышались голоса: кто-то оправдывался или просил, слов не разобрать.

Одна за другой поднялись от тетрадей головы.

Распахнулась дверь, и на пороге появился завуч. Лицо у него было перекошено.

– Господа! Я прошу вас соблюдать спокойствие и оставаться на местах. Это займет не более минуты.

Донеслось из коридора:

– Срочно, освободите телефон!

Отодвинув завуча, в класс шагнул мужчина в наглухо застегнутой черной куртке.

– Спокойствие, пожалуйста, – бормотал Упырь, привалившись к косяку, и вдруг выкрикнул фальцетом: – Оставаться на местах!

Из-за стола поднялся историк.

– Господин Церевский, – мягко сказал он. – Мальчики вас поняли.

Упырь дико глянул на него и вывалился назад, в коридор, а его место заняли Псы. За их спинами маячили мундиры сотрудников УРКа.

Стало очень тихо. Ник качнул головой – показалось, заложило уши. Сердце билось редкими толчками.

Тот, кто вошел первым, остался у доски. Еще один блокировал дверь. Двое же двинулись между рядами.

Вытянулся в струнку Дальшевский, вскинул голову. Пальцы его, вцепившиеся в край парты, побелели. Пес прошел мимо. Лицо у него было равнодушным: ни азарта, ни предвкушения.

«Это… человек?» Ник всмотрелся: морщинки в уголках губ, тень на щеках – пробивается щетина. Под левым глазом коротенький шрам. «Был человеком?» Застывшие черты. Словно искусно сделанная маска.

Захлебнулся воздухом Грошик, Ник слышал, как булькнуло у него в горле.

Пес приближался. Он медленно поворачивал голову – влево, вправо. Кто-то вздрагивал под его взглядом, кто-то вжимался в парту.

– Спокойно, мальчики, – негромко сказал Воитель. – Они сейчас уйдут.

Скукожился в мундире Вахрушев. Холодно в классе. Очень холодно.

Пес остановился. Посмотрел Нику в лицо.

«Он знает? Что я могу убить его л-рея».

…Свет, белый и густой, точно туман. Звуки тонут в нем, давит тишина на затылок, и люди точно рыбы… Дуло автомата как черная глубина… Боль в обожженной спине… Пахнет мокрой шерстью и кровью… Стук железа по дереву, это кольцо на крышке под когтистой лапой…

«Прекрати!» – крикнул беззвучно Ник, и морок отступил.

Пес взял его за руку.

То ли крик, то ли вздох прокатился по классу.

Бесплотное прикосновение пальцев, но не вырваться. Стиснуло запястье. Полсекунды – и Пес отпустил. Повернувшись, пошел к двери, а за ним потянулись остальные.

Перед Ником остался стоять сотрудник УРКа. Поднял открытые «корочки»: «Северо-Западный округ… отделение… капитан…»

– Назовите полное имя, пожалуйста.

– Яров. – Ник кашлянул, в горле было сухо. – Микаэль Родислав.

– Покажите руку. Ладонью вверх.

На запястье поверх просвечивающих вен проступило белое пятно. Четкие контуры обрисовывали оскаленную собачью голову.

– Микаэль Родислав Яров, вы отмечены как носитель синдрома стихийной мутации. Прошу следовать за мной добровольно. В случае отказа я вынужден буду вас задержать.

Ник растерянно оглянулся. Разве это может случиться с ним?

Грошик отвалился на спинку стула и приоткрыл рот, глаза у него были как у дохлой рыбы. Со жгучим любопытством смотрел Гвоздь. Карась хлопал ресницами. Мучительно соображал Кабан, собрав морщины на лбу.

– Простите, господа, – вмешался историк, – но разве вы не обязаны сначала сообщить родственникам?

– Звонок будет сделан в течение получаса.

– Но… Микаэль несовершеннолетний. Я могу поехать с ним?