Тридцатилетняя война. Величайшие битвы за господство в средневековой Европе. 1618—1648

Эрцгерцог открыл по шведам оглушительную канонаду, которой намеревался прикрыть свои позиции, пока кавалерия на флангах выстраивалась для атаки. Он применил цепные ядра, на тот момент еще достаточно новый тип снарядов, чтобы попытаться временно деморализовать шведскую армию. Торстенссон, однако, сразу же понял, что должен нанести удар по превосходящим силам противника, пока те еще не успели подготовиться к бою, и, не теряя отваги под градом ядер, атаковал их левый фланг. Неорганизованные ряды имперцев немедленно подались, и, как бы эрцгерцог, который лично примчался на место, ни пытался руганью, угрозами и побоями вернуть беглецов, ни офицеры, ни рядовые не обратили на него никакого внимания.

На другой стороне поля имперская конница отбила шведов, а пехота теснила шведский центр. Но победоносные кавалеристы Торстенссона, рассеяв имперцев на своем правом фланге, пришли на помощь центру и заставили пехоту противника отступить. Теперь шведам осталось только бросить все силы на окружение отрезанного правого фланга имперской конницы. Кто-то сдался, не сходя с места, большинство бежало, и их долго преследовали по равнине. Имперцы бросали оружие целыми ротами и полками, сдаваясь в плен, и охотно соглашались перейти на службу к шведам. По самым скромным оценкам, эрцгерцог потерял на поле боя четверть своей армии и еще четверть перешла к врагу. Шведы оценили количество убитых противников почти в 5 тысяч, а пленных – в 4500 человек; вдобавок они захватили 46 пушек, 50 повозок с боеприпасами, а также документы и деньги эрцгерцога[94]. Сам он, едва не потеряв жизнь и свободу, бежал в Чехию. Там он отдал под военный трибунал полковника и всех офицеров одного кавалерийского полка, который, по его заявлению, дрогнул первым и сорвал сопротивление всего левого фланга. Поражение так озлобило его, что он обезглавил всех старших офицеров полка, повесил младших, расстрелял каждого десятого солдата, а остальных растасовал по остальным полкам. После этого Леопольд-Вильгельм Австрийский уехал в Пильзен (Пльзень), чтобы прилюдно причаститься и помолиться о помощи.

Несколько недель спустя плохие вести пришли уже из другого конца империи. Видерхольд, тот самый независимый протестант, который восемь лет назад отказался сдать императору замок Хоэнтвиль у города Зинген, налетел на город Иберлинген на северном берегу Боденского озера и захватил его для французов.

Для Габсбургов наступила черная полоса, и курфюрст Майнца созвал депутационстаг во Франкфурте-на-Майне для обсуждения проблем, которые приводили к войне либо сами порождались ею. Фердинанд III надеялся, что собрание присвоит себе право решать германские проблемы и тем самым лишит Францию и Швецию каких-либо претензий на вмешательство в дела империи на мирных переговорах. Однако шведы хитроумно помешали его замыслам; их полномочные представители в Гамбурге обнародовали манифест, где призвали все сословия Германии представить свои жалобы для рассмотрения на международной мирной конференции.

Тем временем определились места встречи: в Оснабрюке для Швеции, в Мюнстере для Франции, а дата была назначена на 25 марта 1642 года. Фердинанд неуклюже уклонялся от нее; откладывал ратификацию договоренности, пока не прошли все сроки, и не выдал мандата своим полномочным представителям.

Однако к тому моменту увертки Австрии осудили даже католические союзники Фердинанда III. Максимилиан Баварский, чья вечно блуждающая лояльность временно остановилась после женитьбы на эрцгерцогине, опять начал склоняться к Франции и утянул за собой курфюрстов Майнца и Кёльна. Учитывая их географическое положение, все трое естественным образом хотели снискать доверие державы, господствовавшей на Рейне, Майнц и Кёльн – чтобы обеспечить непосредственную защиту, а Бавария – чтобы подтвердить свое курфюршество и рейнские завоевания.

Разлад в самом семействе лишил Фердинанда III сил к сопротивлению. После смерти его кузена кардинала-инфанта Оливарес поначалу решил сделать преемником последнего эрцгерцога Леопольда. Принц никак не проявил себя в Германии, однако он был неглуп, обладал непринужденным обаянием кардинала-инфанта, и, вероятно, его бы как принца крови благосклонно приняли заносчивые брюссельцы и фламандские чиновники. Филипп IV Испанский, вначале согласившись на это предложение, вдруг передумал и заявил, что, зная о склонности фламандцев к персонам королевской крови, намерен назначить наместником собственного сына дона Хуана. Дон Хуан действительно был сыном короля, вот только его матерью была актриса Мария Кальдерон; по всем отзывам, он был добродетелен и умен, но ему было всего 12 лет.