Тридцатилетняя война. Величайшие битвы за господство в средневековой Европе. 1618—1648

Максимилиан уже давно был не в ладу с Вертом; дисциплины тот не признавал, происхождения был невысокого[105], манеры его шокировали, он едва умел писать, и курфюрст, хотя и признавал его превосходным кавалерийским командиром, открыто считал его пьяницей и грубияном и отказывался присваивать ему желанное звание фельдмаршала. Поэтому Фердинанду III легко удалось парой дельных намеков подкупить беспринципного и недовольного карьериста. В конце июня Максимилиан, прослышав что-то о заговоре, послал за своим генералом, но доказательств у него не было, и в ответ на предъявленное голословное обвинение Верт, не боясь адских мук, беззаботно поклялся в полной своей невиновности и ускакал в войска, чтобы подготовить все для немедленных действий. В первую неделю июля 1647 года он уже направлялся к императору во главе своей армии.

Между тем в Страсбурге недовольство бернгардцев дошло до критической точки. Тюренн давно этого ожидал. Тремя годами раньше серьезный мятеж в городе Брайзах-ам-Райн удалось подавить только благодаря отваге и популярности Эрлаха. С тех пор Эрлах успел уйти в отставку, и Тюренн, у которого с ним не заладились отношения, еще хуже ладил с его преемником Рейнгольдом фон Розеном. Солдаты вполне оправданно были уверены, что французы намереваются постепенно слить их с основным корпусом армии; они говорили, что их офицеров меняют на французов и не считаются с их интересами и, наконец, что по условиям их службы Тюренн не имел права отправлять их во Фландрию. Едва начавшись, мятеж стал неуправляемо распространяться; Розен, возомнив, что ему удастся влиять на войска, возглавил их, и, когда Тюренн, не подумав хорошенько, арестовал его, бернгардцы выбрали вожака из своих рядов и числом в 4 тысячи человек отправились к шведам, остервенело опустошая все на своем пути.

После этого Тюренн, серьезно ослабленный, уже не мог идти на Фландрию. К тому же провал баварского нейтралитета потребовал его присутствия в Германии. Но и здесь мятеж сковал ему руки, так как Врангель после минутного замешательства невозмутимо принял бернгардцев, а Тюренн поначалу отказался воевать совместно с армией, насыщенной его собственными бунтовщиками. В сложившихся обстоятельствах действовать без шведов было опасно, а вместе с ними – невозможно.

Мятеж бернгардцев оказался успешным для них самих, а вот бунт Верта принес выгоду только императору. Фактически Верту не хватило смелости увести с собой войска; большинство его приверженцев вернулись к Максимилиану, а сам Верт перешел австрийскую границу чуть ли не в одиночестве, а за его голову была назначена награда. Тем не менее Максимилиан уже достаточно испугался, чтобы отказаться от мирного курса. 27 сентября 1647 года рассерженные французские послы в Мюнстере узнали, что он вновь перешел к Фердинанду III со всеми своими силами. Они бы разозлились еще больше, если бы узнали, что чуть позже бывший гессенский военачальник Меландер, теперь уже генералиссимус имперских и баварских войск, вместе с Фридрихом-Вильгельмом Бранденбургским попытался в последний момент создать «германскую» партию и сорвать этот управляемый иноземцами мир.

30 января 1648 года Испания и Соединенные провинции заключили Мюнстерский мир. Он положил конец преуспеванию несчастных испанских Нидерландов; Испания с готовностью пожертвовала верными провинциями, которые сражались за нее, ради того чтобы добиться более выгодных условий для самой себя. Шельду закрыли, Антверпен разорили, чтобы дать дорогу Амстердаму. Если Францию и волновал мир, то вовсе не из любви к Фландрии; ее послы, невзирая на слабые и недолгие протесты, приняли решение прервать переговоры с Испанией под предлогом того, что Пеньяранда уехал из Мюнстера и они не могут вести дела ни с кем, уступающим ему по рангу. Они рассчитали, что смогут компенсировать свой разрыв с голландцами распадом австроиспанского пакта. Император не сможет противиться условиям, заключенным в Мюнстере и Оснабрюке собравшимися германскими сословиями и их иностранными союзниками. Когда он подпишет их, ему придется отказать Испании во всем, чем она владела в Германии, и больше уже не пытаться ей помогать.