Французские армии окончательно закрепили успех французской дипломатии. Отступничество Баварии заставило Тюренна действовать в унисон с Врангелем и отказаться от его фламандских планов; оба полководца пока не пришли к согласию по поводу бернгардцев, а до той поры занялись другими делами и наконец стянули свои войска в Южную Германию. На первый взгляд, положение казалось безнадежным. Врангель опасался, что конец войны будет означать конец и его влияния, и к действию его принудило только назначение главнокомандующим кузена королевы, а весть о том, что тот уже едет в Германию, заставила завистливого маршала пошевеливаться. Если уж война должна закончиться, лучше он сделает это сам, а не кто-то другой. Однако он сразу же растрезвонил о том, что Тюренн пытается избежать решающей битвы, чтобы затягивать войну. В самом деле, противник настолько ослаб, что уже невозможно было оправдать дальнейшее промедление. Меландер, в прошлом году назначенный имперским фельдмаршалом, окапывался на позициях по линии Дуная. Однако и объединенная армия баварцев и имперцев уступала в численности шведско-французским силам, и баварский командующий Гренсфельд препятствовал началу совместных действий, требуя себе старшинства над Меландером. В таком не лучшем положении, находясь на пересеченной, холмистой местности недалеко от Аугсбурга, близ деревни Цусмарсхаузен, они были застигнуты врасплох. Меландер, которому мешала неисчислимая толпа маркитантов и прочего обозного люда – по некоторым расчетам, их было в четыре раза больше, чем солдат, – попытался отвезти артиллерию и обоз, оставив итальянского генерала Монтекукколи защищать тылы; с упорством и отвагой Монтекукколи отходил с одной гряды на другую, отражая неприятельский натиск кавалерией, пока пехота отступала. Меландер шел к нему на помощь, но был смертельно ранен. Итальянец решил спасать армию, а не обозы, где царила безнадежная неразбериха, и отступил к Ландсбергу, потеряв все, кроме войск[106]
.В последний, самый мрачный час из Австрии спасать положение прибыл Пикколомини, но и его огромной энергии и стойкости не хватило для того, чтобы организовать армию из разрозненных, деморализованных клочков, оставшихся после Цусмарсхаузена, да и Максимилиан не улучшил ситуацию, когда после битвы арестовал Гренсфельда за измену.
Между тем Тюренн и Врангель заняли Баварию, жестоко мстя жителям за ненадежность их господина. Собственно, как лаконично написал Врангель курфюрсту, у него остался один способ спасти свою страну – заключить новое перемирие.
Вторая шведская армия под началом Кенгисмарка вторглась в Чехию и призвала Прагу сдаться. 26 июля 1648 года шведы взяли Кляйнзайте[107]
, и уже казалось, что все потеряно, но возрожденный город католиков и Габсбургов бился за свою веру и своего короля, как никогда раньше. В 1620 и 1635 годах Прагу взяли практически без единого выстрела, но в 1648-м она была готова держаться до последнего человека. Студенты, монахи, бюргеры, не сложив оружия, защищали Карлов мост плечом к плечу с солдатами. Сколько они еще смогли бы или были готовы сопротивляться, сказать невозможно. Надеяться им было почти не на что, однако они продержались больше трех месяцев, и не капитуляция, а заключение мира положило конец их долгой обороне.Пока пражане столь отчаянно защищались, Фердинанд III, не желая жертвовать своими религиозными убеждениями, отцовским наследством и династическим долгом, отказывался подписывать мир. Видимым препятствием было религиозное урегулирование, но у него были политические причины. Может ли Фердинанд III подвести свою испанскую родню, когда они заключили мир с голландцами и наконец-то могут встретиться с французами на равных? К тому же его любимый брат из последних сил борется в Нидерландах, уверенный в том, что его не бросят одного.
Эрцгерцог с самого начала правления показал себя активным военачальником и сторонником строгой дисциплины; он пробился через французскую границу, отвоевал Армантьер, Комин, Ланс и Ландреси. В первые месяцы у власти он почему-то совсем не походил на того эрцгерцога последних лет, сухопарого, разочарованного человека, который стоит на фотографических картинах Давида Тенирса, небрежно указывая тростью на какой-то из любимых шедевров в величественной брюссельской галерее. В тот год он, казалось, ни в чем не уступал кардиналу-инфанту. А затем, при Лансе в августе 1648 года, то ли по небрежности, то ли из-за некомпетентности или невезения либо же по всем трем причинам сразу он попал в западню герцога Энгиенского (с декабря 1646 года – принца де Конде) и погубил свою армию[108]
.