Триггер

Одной рукой так и держу руль, вторую, всё ещё пристёгнутую к нему намертво, начинаю дёргать, от чего машина виляет вправо. Чего совсем не замечает Вадим. Он вдруг делает то, что заставляет испуганно съёжиться, и это выбивает из лёгких воздух — протягивает ко мне ладонь и проводит тыльной стороной по моей щеке. Я уворачиваюсь, машина снова виляет вправо, чудом не зацепив едущую параллельно фуру.

— Не смей меня трогать! — цежу с подступающей к горлу истерикой. — Не смей нико…

— А то что? Твой щенок после этого тебя не будет трахать? Глупости. Он и так уже объедки жрал. Жрал ведь?

Пальцы Вадима скользят по моему бедру, и я дёргаю ногой, что на этот раз понуждает машину снизить скорость.

— Перестань! Слышишь, перестань?! — срываюсь на крик, потому что Персидский тянется ко мне через ручник и коробку передач.

Я в аду… в кромешном — когда перед глазами чёрная пелена от ужаса. Когда не понимаю, что делать дальше. Только брыкаюсь, пытаюсь изо всех сил смотреть за дорогой, что расплывается перед глазами.

— Вадим… не надо, не надо! Не надо!!! — голос уже полон истерики, а когда понимаю, что не справляюсь с управлением и мы летим на разделительный «отбойник», судорожно выкручиваю руль, но ничего не получается. Только глухо вскрикиваю перед ударом, и выключаюсь, стоит машине со всей дури влететь в металлическую конструкцию.

Прихожу в себя быстро. Словно вспышка в голове, и тут же рывком возвращается сознание. Кто-то кричит, я пытаюсь сдёрнуть руку с руля, но ничего не выходит. Чёртовы наручники… Понимаю, что голос женщины в моей голове — это я сама.

Кругом ужас… Кровь на белоснежной подушке безопасности, рядом — Вадим, у которого из груди торчит какая-то штука, вся в алом.

Я дёргаю ручку на дверце, так и не переставая кричать, но ничего не выходит. Я заперта в машине с Персидским, который… О, боже? Он мёртв?

Взгляд падает на телефон, чудом уцелевший и так и зажатый в руке Персидского, и я быстро выхватываю его из пальцев Вадима и набираю номер Ильи.

— Катя, мать вашу! Вы где? — буквально орёт в трубку Илья, и сразу хочется разрыдаться. Мне страшно, так страшно, что сознание затапливает ледяной ужас, и только его голос удерживает его на поверхности.

— Мы разбились… Илья, мы разбились. Тут всё в осколках, я вся в крови.

— Где вы?!

— На Кольцевой. Тут сирены… Вадим, он, кажется, мёртв…

— Твою дивизию! К вам уже кого-то вызвали? Ты цела?

У него в голосе такое отчаяние, что оно передаётся и мне. Примешивается к тому кошмарному ощущению, от которого меня колотит в чёртовой ловушке, где я зажата со всех сторон. И я снова начинаю вопить от ужаса:

— Я не знаю! Я не знаю, цела ли. Я пристёгнута наручниками, мне очень страшно…

— Держись, маленькая, держись, сейчас тебя должны спецы вытащить. Я отключусь, буду звонить им сам.

Не успеваю закричать, чтобы не смел класть чёртов телефон, и чтобы не бросал меня здесь одну. Он просто замолкает, и я снова оказываюсь в вакууме, наполненном мёртвой тишиной и паникой, от которой кружится голова и теряется связь с реальностью.

И когда в покорёженный металл машины начинает вгрызаться какой-то инструмент, похожий на огромные ножницы, меня снова накрывает темнотой.

***

Сразу, как только увидел входящий звонок от тёщи, понял, что наступил какой-нибудь звездец местного масштаба. Мария Дмитриевна никогда не звонила вот так — с бухты-барахты. Обычно выбирала для этого вечернее время, зная, что я как раз возвратился домой. Или же набирала мой номер в честь какого-нибудь праздника, сухо поздравляла и отрубала связь.

Оттого встревоженный голос, что доносится из трубки, мгновенно заставляет похолодеть.

— Илья! Мне только что Катерина звонила, попросила Настю забрать. Сказала, что она у соседки. У вас всё в порядке?

В этот момент меня пронзает совершенно дерьмовым предчувствием. И недостойным подозрением, что Кате просто стало по херу и на меня, и на Настю, и она с лёгкостью оставила ребёнка соседке, а сама свалила.

Нет, это бред. Причём махровый.

— Мария Дмитревна, я сейчас за городом. Вы точно поняли Катю?

— Точно. Я уже еду. Она и тебе попросила позвонить.

Твою мать… Нет такого просто не может быть. Представить, что Катя могла оставить мелкую соседке и свалить куда-то… Ладно, хорошо, ей могло просто понадобиться куда-то смотаться. Но зачем тогда она позвонила тёще и попросила забрать Настю?

— Марь Дмитревна, как приедете и малую увидите, меня наберите, хорошо? А я сейчас попытаюсь Катю вызвонить.

Кладу трубку, чтобы мгновением позже начать судорожно раз за разом тыкать в грёбаный сенсор и слышать на том конце провода только равнодушные гудки. С делом Самойловых приходится завязать. Коротко извиниться, прыгнуть в тачку и ехать обратно в Питер. И всё то время, что лихорадочно жму на педаль газа, прокручивать в голове то, что могло произойти за время моего отсутствия. И на ум приходят только самые херовые предположения.