— А что, если бы на его месте оказался Като? Сможешь спать по ночам после такого? — парирует Тилия, глядя прямо в огромные глаза и не дожидаясь ответа, вновь переводит взгляд вверх, в уме прикидывая расстояние. Должно быть, не меньше одного стадия. Её спутнице ничего не остаётся, как оставить её в покое.
Стараясь говорить, как можно спокойнее, чтобы не напугать ребёнка, хотя внутри всё сжимается при виде дрожащего тельца, Тилия уговорами пытается добиться того, чтобы он сбросил балласт с яйцами на землю, но тот лишь неистово мотает головой.
— Он этого не сделает, — слышит она совсем рядом усталый голос Руки.
Значит, гоминидка не бросила её, не сбежала.
— Что лучше разбиться? — не поворачивая головы, спрашивает Тилия, раздумывая, что бы ещё предпринять, чтобы помочь напуганному до смерти ребёнку.
— Для него может и лучше. Как думаешь, что с ним сделают, если он вернётся с пустыми руками?
Волна негодования и ярости тут же заполняют Тилию.
Что за монстры живут по эту сторону барьера?
И что они сделают с ней, если поймают?
Но она не сдаётся, подбадривая маленького гоминида, неуверенными шагами продвигающегося вниз. Когда воришка, в каких-то нескольких шагах от Тилии, наконец, оказывается на земле, его всё ещё сотрясает мелкая дрожь. Вблизи он кажется ещё меньше. Все до единого яйца целы, так же, как и он сам, не считая ободранных коленок и локтей. То и дело, шмыгая носом, и затравлено поглядывая на Тилию и её спутницу покрасневшими от слёз глазами, он бочком протискивается между ними, и стремглав мчится прочь, так, что наполненная до краёв сетка хлещет его по голой спине.
— Довольна?
— Вполне, — устало отвечает Тилия, уже готовая вернуться за своим мешком и продолжить прерванный путь, когда слышит, как рядом обречённо чертыхается Рука и, обернувшись на шум, тут же понимает, что уже слишком поздно. Их окружили с трёх сторон, отрезав пути к отступлению.
Гоминиды, а Тилия даже не сомневается, что это облучённые, выглядят примерно одинаково: колючие взгляды, потемневшие от загара лица. Одежда — смесь того, что стало ненужным и от чего в своё время избавились башенцы. На выбритых головах проглядывают бледные, выпуклые шрамы-насечки, витиеватыми дорожками разбегаясь от висков к затылкам. Среди облучённых всего одна девушка, примерно одного возраста с Тилией. В одной руке та сжимает искусно сделанный топор с резьбой на рукояти, другая с изуродованными лучевой болезнью пальцами, безвольно свисает вдоль тела. Запах от этой пятёрки исходит такой, что Тилия невольно морщится.
— Кого я вижу! — хищно скалится здоровяк с длинным шрамом, пересекающим всю правую щёку. Красавчика из него уже точно не получится: только детей пугать. — Рука, какими судьбами!?
«Этот, пожалуй, самый опасный», — тут же решает Тилия, украдкой разглядывая огромного роста гоминида, с ручищами, словно стволы деревьев, в одной из которых зажата дубина с торчащими в разные стороны железными штырями. Таким оружием, если сильно постараться, можно превратить жертву в нечто, что повара так любят подавать на обед в башенной столовой.
Услышав обращение, спутница Тилии тут же растягивает губы в притворной улыбке:
— Да вот, решила заглянуть к вам в гости. Как дела, Шрам?
— Это ты мне скажи? — усмехается тот, обнажая крупные, жёлтые зубы. — Стоило тебе появиться здесь, как я нахожу маленького мертвяка.
— Мы здесь не при чём, — тут же всем телом напрягается Рука. — Когда мы здесь появились, он уже валялся на камнях.
— С чего это я должен тебе верить? Ты должна знать, как у нас поступают с теми, кто без разрешения Старика поднимает руку на другого, — глумливо скалиться Шрам, и характерным жестом проводит большим пальцем по своему небритому горлу.
— Спроси у мальчишки, он всё видел, — кивком головы указывает она в сторону, где совсем недавно скрылся маленький воришка.
— Ну, для этого мне нужно притащить его обратно, — тянет Шрам, когда, стоявшая до этого в стороне, девушка-гоминидка подходит к нему вплотную и что-то тихо говорит. Шрам тут же меняется в лице. — Хотя… Старику будет интересно узнать, какого рожна вы двое тут забыли, — и обращается к остальным гоминидам. — Свяжите их!
— Неужели боишься, что сбежим? — подначивает Рука, пока один из облучённых привязывает её единственную конечность к связанным за спиной рукам Тилии. Теперь гоминидка в прямом смысле дышит ей в спину.
— Будешь много болтать, однорукая, я тебе и рот заткну, — кровожадно обещает Шрам, отдавая чёткие распоряжения остальным осмотреть каждый куст, каждое дерево и каждый камень вокруг. А спустя уже пару минут, гоминиды с радостными воплями находят набитые едой две сумки, и, потрясая ими в воздухе словно трофеями, бросают к ногам того, кого Рука назвала Шрамом.
Гнев наполняет Тилию, стоит ей только осознать, что это значит. Изгнанник бросил их, забрал свои пожитки и исчез в неизвестном направлении. И чтобы хоть как-то отвлечься от мыслей об их бедственном положении, она, чуть повернув голову назад, шёпотом спрашивает прихрамывающую за ней Руку:
— Откуда ты его знаешь?