Тригон. Изгнанная (СИ)

Чтобы она могла хоть как-то подготовиться к тому, что должно было произойти на закате, Тилии отвели полутёмный угол, где из мебели была лишь изъеденная молью ширма, да кое-какие тряпки, небрежно брошенные прямо на грязный пол и служащие чем-то вроде постели. Но она рада даже этому.

Время от времени до неё доносились возбуждённые, радостные голоса тех, кто с нетерпением ждал появления пленницы, которая по глупости вот-вот расстанется со своей никчёмной жизнью и Тилию воротило от того возбуждения, что царило снаружи. Но разве не этого она добивалась?

«Зачем я вообще открыла рот? — спрашивает она себя, поглядывая на свои руки. Те так и не перестали дрожать с тех пор, как вождь гоминидов вынес приговор. — Молчала бы и может быть всё обернулось иначе».

Но Тилия прекрасно понимает, что, если бы не её вызов Старику, болтались бы они сейчас в той самой клетке в компании смертников. А ведь это она во всём виновата! Если бы не её упрямство, Рука была бы уже далеко. Её снедало чувство вины перед гоминидкой, которая благодаря её безрассудству теряла всякую надежду найти свою сестру. И это чувство было настолько сильным, что вынудило её пойти на этот шаг.

— Ты готова? — слышит она голос бесшумно появившейся на пороге Руки.

— А ты как думаешь?

— Она хороша, эта стерва! — заходя за ширму и усаживаясь прямо на дощатый пол рядом с Тилией, бросает однорукая, кивком безволосой головы указывая по направлению к выходу. — Устроила там целое представление.

— Если ты пришла меня подбодрить, у тебя плохо получается, — с вымученной улыбкой отзывается Тилия, пряча между коленями дрожащие руки.

— Моё предложение всё ещё в силе, — напоминает спутница, но она лишь отрицательно качает головой.

— Нет, я сама. К тому же Старик не позволит тебе занять моё место. Ему нужно зрелище.

Грело душу уже то, что эта однорукая гоминидка не бросила её в трудную минуту. Пришла поддержать перед поединком, хотя могла бы сейчас быть рядом с остальными, ожидая начала боя или вообще испариться, как грозилась ещё у стены, когда она пренебрегла её предупреждением. То, что её спутница могла затеряться в толпе и просто исчезнуть, Тилия не сомневалась ни секунды.

— Ты справишься, — уверенно произносит Рука, пристально с ног до головы окидывая Тилию взглядом, словно прикидывая шансы и ей как никогда, хочется верить словам облучённой. — У каждого есть слабое место, и ты знаешь, где оно у любого в этой Яме. К тому же у тебя преимущество, её правая рука практически бесполезна, она её не контролирует.

Тилия лишь молча кивает, отстранённо слушая наставления Руки. На это-то и был расчёт, когда она практически вынудила вождя гоминидов отдать приказ о поединке. Вовремя вспомнила слова Шрама, которые он произнёс по дороге в лагерь: «Старик позволил им доказать свою преданность в честном бою друг против друга. Очень уж он у нас любит поединки. Но они трусы! Хотя могли бы порадовать нашего Патриса. А победитель мог потом просить чего угодно».

Да, абсолютно у каждого в этой Долине есть одно слабое место. Нужно только добраться.

— Эй, Бледная, ты справишься с ней голыми руками! Эти выродки даже не представляют, на что ты способна. Вспомни того пожирателя… — Рука понижает голос до шёпота, — или их обглоданного падальщиками дружка на барьере.

— Тогда всё было иначе, — напоминает ей Тилия, чувствуя нарастающее напряжение в теле. Ей снова придётся убить, если, конечно, с ней не расправятся раньше.

— Да неужели? — невероятно огромные глаза тут же загораются вызовом. — И что же было не так? Тебя не пытались убить или ты не хотела выжить? Или у тебя за пазухой было припрятано оружие, как то, с каким по Гнезду расхаживают ублюдки-каратели, задрав хвосты, будто они там хозяева?

Выдохшись, Рука на какое-то время замолкает, а когда заговаривает вновь, голос её звучит устало:

— Знаешь, Бледная, если ты не убьёшь эту девчонку, нам отсюда не выбраться. Я вообще чуть на землю не грохнулась, когда ты такое выкинула!

— А ты знаешь другой способ уйти отсюда живыми? К тому же это моя вина.

— Да ладно тебе! — тут же отмахивается Рука, почёсывая рану за ухом.

«Хороший признак, — отстранённо отмечает Тилия, — раз чешется, значит заживает!»

— Может ты и права была с тем мальчишкой, — продолжает её собеседница. — На его месте мог быть Като… Знаешь, я всё ждала, когда же этот Старик Патрис поинтересуется, как мы перебрались через барьер, но он будто знает. Чёрт, никогда бы не поверила, что скажу это, но он меня пугает! Словно видит нас насквозь.

— Ты, правда, веришь в его колдовские способности? — с сомнением смотрит на Руку Тилия, вспоминая пронзительный взгляд хозяина этих земель.

— А ты нет?

— Не знаю.

— А я вот знаю только одно. Мне от этого места не по себе, — поводит плечами Рука, понижая голос до шёпота. — Я тут побродила вокруг. Знаешь, что у них нет ни больных, ни раненных? И их почти в два раза меньше, чем наших.

— Ну, это как раз понятно, — отзывается Тилия, благодарная однорукой за то, что та разговорами пытается её отвлечь от предстоящей бойни. — Им не нужны эуки, которые не могут позаботиться о себе.