Трилогия Иводзимы

В восемь тридцать Тако позвонил тот парень из муниципальной библиотеки. Ну, этот, ты помнишь, у которого воротник сзади все время мокрый. Такой, неприятный. Как Жабба Хат. Позвонил, чтобы обговорить сумму. И они говорили, наверное, минут тридцать, потому что с одной стороны оба были не дураки, понимаешь? А с другой, ни один из них и руку в карман не сунет не поторговавшись. Это называется, специфика бизнеса, дружище. Это долбанное мать его искусство, тут все делают вид, что в этой области нет фиксированных цен, но при этом все точно знают, что и сколько стоит. Дурдом, чувак, форменный дурдом. Не Тако его придумал. Но Тако выживает, Тако просто держится волны, сечешь? И потому они тридцать долбанных минут терли о том, что заранее все было известно. Этот лоснящийся, – Герхард, точно, его Герхард зовут, и Тако все время хочется сказать, Герхард, какого хуя мы гоняем из пустого в порожнее, но, блин, бизнес же, нельзя, – все время кивал и гнул свое. И когда он так кивал, было видно, что воротник у него снова мокрый. И через тридцать минут они сошлись на цене, которую оба знали заранее. Потный Герхард спросил:

– И когда же, мистер Тераучи, мы сможем забрать нашу скульптуру?

– Она станет вашей, мистер Герхард, как только вы переведете деньги, – вежливо улыбаясь, ответил Тако, и в этот раз едва не добавил «Мать твою!», понимаешь? А знаешь, что вот по-настоящему выводило Тако? Следи за мыслью. Этот засранец с мокрым воротником позвонил в долбанные восемь часов тридцать минут утра для разговора, который на самом деле был не нужен, но морду кроил такую, как будто решил все проблемы малых планет одним нажатием кнопки, мать, извините, твою?

– Проверьте ваш счет, – надменно сказал Герхард, несколько секунд поколдовав над своей консолью.

Тако и сам увидел, как изменился показатель состояния счета.

– Все нормально, – пожал плечами Тако и бросил быстрый взгляд в студию.

Брабек закончил скульптуру в семь. Самого скульптора не было видно. Вот черт, куда он мог подеваться?

– Через час вас устроит? – с тщательно отработанным равнодушием спросил Тако.

– Да, это очень удобно.

Очень удобно, сечешь? И ведь понимает, как все это не по настоящему, так? А все равно – да, это очень удобно.

– Я лично дождусь вашего человека, – сказал Тако и выключил консоль.

Но куда же все-таки делся Брабек, что задумал этот проклятый наркоман?

Тако со стоном заставил свое тело вылезти из кресла и принять относительно вертикальное положение. Годы не щадят, так? Он уже слишком стар для всей этой суеты. Ему тридцать будь они прокляты пять лет, и спать в кресле вроде как уже поздно. Не по возрасту Тако спать в кресле, понимаешь?

И вот так, жалуясь самому себе на судьбу и проклиная окаменевшие за ночь мышцы, японец спускался в студию, все с большим беспокойством обыскивая ее взглядом, надеясь заметить прикорнувшего где-нибудь в темном углу скульптора. Но тот лежал прямо за скульптурой. Все выглядело так, будто он нанес последний штрих раздувшейся волдырями строительной пеной, и рухнул. Уже подбегая, Тако заметил, что вся нижняя часть лица Брабека в крови. Наверное, он кашлял кровью, черт его знает, что там произошло, потому что Тако-то точно этого не знает, он вообще никогда не видел, чтоб люди вот так падали, и половина лица в крови, и… Тако понял, что паникует. Но как тут не паниковать, а?

– Эй-эй, братишка, Брабек, ты что это, а? Что с тобой? Зачем ты пугаешь старину Такеши? Ну-ка, давай, прекращай это. Не вздумай этого делать, братишка, иначе, клянусь Иерусалимом, я не знаю, что я сделаю.

Брабек открыл глаза, не узнавая посмотрел на Тако, потом улыбнулся. Из угла его губ вытекла тонкая струйка крови.

– Все Тако, я умер.

– Хрен там! – заорал Тако, которого эта струйка крови перепугала еще больше. Он судорожно набирал номер скорой помощи, промахивался мимо иконок и начинал снова. – Ты не умрешь!

– Ты не понял, Тако, – сказал Брабек, и в его голосе было столько грусти, что японец вздрогнул. – Умер вон тот я.

Дрожащая рука, испачканная эпоксидкой, кровью и строительной пеной, медленно указала за спину Тако, туда, где стояла последняя скульптура Брабека.

– О чем ты, черт тебя побери, говоришь? – неожиданно для самого себя, переходя на шепот, спросил Тако.

– Ты отвезешь меня в клинику. А потом отправишь на реабилитацию. Я вылечусь, перестану принимать, но я больше никогда ничего не создам…

– Брабек, братишка…

– Это нормально, Тако, я видел. Это правильно… Они уже идут.

– Кто? Кто идет?

Дверь студии распахнулась, и три человека в зеленых комбезах Скорой помощи вбежали в помещение. Они легко оттерли Тако в сторону…

А над всем этим, над мертвым скульптором, японским бизнесменом и тремя врачами Скорой Помощи высилась равнодушная «Память» Брабека, и время терялось в ее не отражающем света пластике.

26. Шанти