Тринадцатый бог. История одного Зла

Время духов и их избранников прошло. Потоки, что когда-то пронизывали мир, иссякали. Их скудные ручейки ещё давали силы для проклятий и заклинаний, но мощь ушедших магов, чароделов древних времён, была неоспорима и поразительна.

И все же, пробуждаясь ото сна, Фирмос чувствовал себя щепой в полноводной реке из чистой мощи. Он не сопротивлялся, полагаясь на собственную выносливость и врождённое чутье потоков. Поэтому лишь в момент пробуждения, на грани сна и яви, чародел почувствовал что-то, что заставило его очнуться в один миг. Что-то не такое уж и далекое, но первозданное, дикое и свободное.

То, что питало мощнейшее за всю историю мира проклятье.

Стоило Фирмосу открыть глаза, как ощущение исчезло. Потоки вновь стали незримыми и труднодоступными, а сам маг из блаженствующей щепки превратился в разбитого, изможденного болезнью человека.

Разочарование сменилось отчаянием — он закрывал глаза, силясь вновь соскользнуть в сон, вновь прочувствовать и понять то, что открылось ему лишь на мгновение.

Но ответ ушёл. Фирмос не помнил ровным счётом ничего. Зыбкая потребность в правде и стремление узреть суть прогнулись и рассыпались под напором насущных проблем, и маг, облизав потрескавшиеся губы, едва слышно прошептал:

— Пить.

Почти сразу же что-то холодное коснулось его губ. Глоток был маленький, ничтожный, и Фирмос, изнемогая от жажды, открыл глаза. Рядом с ним кто-то стоял. Он видел лишь силуэт и светлое пятно над головой незнакомца.

— Ещё глоток, — прошептала женщина, и он ощутил ледяное прикосновение к своей груди. — Хорошо. Нельзя торопиться.

— Где я? — хриплым шепотом спросил Фирмос.

— В Риеннаре.

Он вздохнул и закрыл глаза. Думать было тяжело. Образы и воспоминания путались, не связывались, рассыпались. Его держало на плаву яви только ледяная ладонь у сердца. Такая холодная, словно владельцем её был мертвец.

Мертвецы. Проклятые. Запад. Саван. Коинт.

Фирмос поморщился. Язык его не слушался. Он силился говорить громко и чётко, но звуки в понятную речь складывались с трудом.

— Где остальные? — наконец, выдавил он.

— Здесь. Живы и невредимы, а вам нужно отдыхать.

Фирмос сглотнул.

— Кто вы?

— Не имеет значения. Вы не сдались — и это… похвально.

— Похвалите… — Фирмос снова поморщился, — когда падет проклятье.

Лиора замерла. Она смотрела на чародела с Востока, гнусного прислужника убийцы её народа, на того, из-за кого она вступила в бой с Восьмым богом, на это подобие трупа, которое едва шевелило языком, и не могла не поразиться, что он сразу заговорил о проклятье.

Проклятье падет! Какие громкие слова. И как в них захотелось верить.

Неужто Гидеон был прав? И этот человек снял Саван, дал покой тысячам жителей, уничтожил тех мерзких предателей, что извратили прекрасный Веерен?

Лиора отвернулась и убрала руку с его груди. Сердце билось сильно. Обычно после пробуждения больной маг либо умирал, либо наоборот — быстро шёл на поправку.

Этот должен был выжить.

Лиора села за столик у кровати и обернулась к окну. Она чувствовала гордость за проделанную работу и странное одухотворение. Словно ещё ничего не потеряно. Словно самое главное ещё впереди. В порыве, непонятном ей самой, она подскочила к окну и распахнула ставни. Ветер, ворвавшийся в комнату, скинул с принцессы капюшон, и Лиоре на мгновение почудилось, что она чувствует солёный привкус моря на своих губах.

О других поцелуях она забыла. Выкорчевала из памяти. Выбросила прочь, разбила, сожгла — избегать своего прошлого принцесса научилась мастерски.

Тоска вновь затуманила разум. Лиора закрыла окно и, выглянув из спальни, позвала слугу.

— Побудь подле больного. Мне нужно найти принца.

— Слушаюсь, Ваше Высочество.

Как оказалось, Гидеон ещё не вернулся с морской прогулки. Лиора осталась ждать его в зале Совета. Оглядывая стол и обветшалые стулья, пожелтевшие стены с узорами трещин, она не могла не думать о прошлом. О былом величии Риеннара, о живой красоте Веерена, о вечно шумных улицах, о коротких ночах после балов и приёмов. Её молодость прошла, а прожить её Лиора не успела. От этого было больно. Хотя… Чему болеть у скелета? Душе?

Дверь в зал распахнулась, и принцесса вскинула череп. Первым вошёл маршал Ребэн и придержал дверь, пропуская вперед Гидеона. А раньше у принца была собственная свита — придворные дамы, молодые люди из благородных, приближенных к королевскому двору, семейств, личные слуги, лакеи. И Гидеон казался таким лишним, чужим среди всего того блеска. Уже тогда он убегал, словно не мог усидеть во дворце, среди толп неинтересных ему людей. То уходил в море на корабле знакомого капитана из низов, то шёл в поход с армией в качестве обыкновенного пехотного, то просто брал лошадь и мотался по окрестностям. Гидеон знал свой мир гораздо лучше любого в замке.

Тем более отца.

Принц бы стал прекрасным королем для живых, а ему выпала участь бога мертвых.

— Ваше Высочество, — маршал, заметив принцессу, поспешил навстречу и попытался поймать её за руку.

— Оставьте манеры, маршал. Здесь в них нет нужды, — холодно ответила Лиора. — Вижу, ты нашёл ещё одного живого?