Тринадцатый двор

— Зачем? — искренно удивился «оруженосец».

— Таковы требования Высокого и Прекрасного, к чему, собственно, мы и должны стремиться. Чем, скажи ты мне на милость, художник отличается от простого человека?

— Рисовать умеет, — предположил Уздечкин.

— Я говорю о художнике в широком смысле этого слова.

— Умеет выполнять большие картины.

— Тьфу ты! Воображением! Вот чем художник отличается. Помню, приехал я к деду в деревню, к другому деду, не к Петру Кононовичу. Вечер. Тьма такая, что хоть глаз коли, а он свет не включает. Спрашиваю: «Почему?». А он мне в ответ целую историю рассказал: «Летел ночью самолёт, и у него закончилось горючее. Увидел лётчик в темноте огонёк, думает: „А вдруг аэродром? Хоть один шанс из тысячи, но всё же“. И направил он свой самолет на свет. А это был сельский дом».

— И чего только люди не придумают, — рассердился Никандр.

— А дед верил. Почему? Потому, что был художником. Простые люди, такие, как мы с тобой, они к окружающему миру приспосабливаются. А художники, они, конечно, тоже приспосабливаются, но при этом ещё и кумекают, как бы им этот мир украсить, улучшить, подсветить. Даже в ущерб собственному здоровью. Понимаешь?

— Ищут пути, страдают, мучаются, — смеясь, продолжил Васину мысль Уздечкин.

— Да, — не поддерживая его насмешливый тон, серьёзно сказал Грешнов. — И не всегда находят. Поэтому так мало живут.

Неожиданно для собеседников в подвал заявился Миша Профессор. Не высказывая обид, Каракозов уселся на свободный стул и уставился в угол. Не зная, как утешить рогатого мужа, Грешнов, волнуясь, завёл пространный разговор.

— Это только у нас могли придумать, — возмутился Вася, — платные туалеты.

— Веспасиан, — пробормотал Миша.

— Что? Не понял? — засуетился Грешнов, решив, что Каракозов принялся ругаться.

— Веспасиан, говорю. Это тот римский император, который первый ввёл плату за пользование общественными туалетами. «Деньги не пахнут».

— Это точно, — согласился Василий.

— Эту фразу: «Деньги не пахнут» приписывают Веспасиану.

— Всё-то ты, Миша, знаешь, — восхитился Никандр. — Поверишь ли, но у моей матери тоже была фамилия Каракозова.

— Только ты, Никандр, в современной России станешь врать, что у матери была фамилия человека, покушавшегося на цареубийство, — добродушно смеясь, сказал Грешнов.

— И что с того? — стал оправдываться Уздечкин. — У нас главный — отец, а матерью может быть кто угодно.

На эти слова Никандра усмехнулся даже Миша, которому было явно не до смеха. Именно эта реакция Профессора вывела Никандра из себя.

— А что я такого сказал? Опять сделали из меня предмет для своей насмешки. А вы знаете, Михаил, что никто из людей не может увидеть восход солнца раньше цыгана?

— Нет, я этого не знал, — чистосердечно признался Каракозов.

— То-то же.

И тут Мишу Профессора прорвало. Он завопил:

— Да что же это получается? Он ей засунул?

Обнимая Мишу, по-отечески нежно утешая, Никандр сказал:

— По другому не бывает. Смирись.

— Да что же это такое? А? — не хотел смиряться Каракозов.

— Жизнь! — ответил Уздечкин. — Это жизнь.

— Да как же это? Я с такой формулировкой не согласен!

В подвале всё дрожало от раскатов хохота. И что для одного было трагедией, всеми остальными воспринималось, как реприза, эстрадная юмористическая сценка.

Когда успокоились, вспомнив Мишину раскладушку и аскетический образ жизни товарища, Василий заявил:

— Тебе надо купить хорошую двуспальную кровать. Срочно.

Не мешкая, приятели отправились в мебельный магазин, открывшийся в помещении бывшей булочной-кондитерской. И на Мишин вкус выбрали там диван «клик-кляк» леопардовой расцветки. Заплатили, оставили адрес. В магазине пообещали через три часа доставить покупку.

— Видишь? Начало положено, покупку надо обмыть.

— Я не пью, — заявил Миша.

— Ты не один, другие пьют.

— Пойдём в магазин, куплю, что скажешь, — смирился Профессор.

Зашли в продуктовый магазин. Миша заметил Борю Бахусова и крикнул через весь зал:

— Боренька, мне сейчас новый диван привезут, приходи смотреть.

Только что отпущенный бандитами Бахусов, улыбнулся непосредственности своего бывшего учителя йоги и потупил печальный взор.

Десять лет назад Каракозов на общественных началах после занятий в школе преподавал учащимся йогу. Иван Данилович, Боря Бахусов и многие другие, желающие нового, занимались в спортзале под руководством Михаила Андреевича.

Купили водки, пива, вина, закусок. Никандр всё это понёс в подвал, а Василий с Мишей пошли покупать постельное бельё. Когда подошли к прилавку, Каракозов с простодушием сообщил продавщице:

— Понимаете, мы с Васей сейчас купили себе диван леопардовой расцветки, хотелось бы такое же бельё дивану в тон.

Продавщица вопросительно взглянула на Грешнова и не могла сдержать улыбку.

— Не мы, Миша, а ты купил себе диван, — поправил Каракозова Василий. — И дома тебя ждёт законная жена. А то ты так всё это говоришь, что люди о нас плохо подумают.

— Или хорошо, — подыграла продавщица.

— Это я и хотел сказать, — стал оправдываться Миша Профессор.

Воспользовавшись тем, что продавщица закопалась в белье, ища подходящую расцветку, Грешнов приглушённо вспылил: