Тринити

- Знаете, - сказал как-то Кравец на привале, - а ведь Дмитрий Васильевич не всегда был таким. Если верить моему брату Эдику, еще совсем не так давно Знойко представлял собой интересной наружности мужчину.

- Заливай! Что-то не верится, чтобы у него так быстро выпали волосы и распухли щеки! - высказался Соколов.

- Нехорошо смеяться над физическими дефектами, - прямо в лоб вступилась за Знойко Татьяна.

- А у него не дефекты, у него одни эффекты! - сказал Клинцов.

- Так вот, - сказал Кравец и стал поудобнее устраиваться на подоконнике, - в свое время Дмитрий Васильевич женился по любви и прилежно занялся наукой. Он сотворил в срок кандидатскую диссертацию и намеревался представить ее в двух вариантах - на русском и на английском. Но не успел он перевести, как жена стибрила диссертацию и сбагрила ее своему близкому другу. Знойко любил жену и простил ей первый серьезный промах, после чего состряпал еще одну кандидатскую. Теперь уже на французском. Жена сплавила налево и этот скромный труд. На третий рывок, в немецком исполнении, у Дмитрий Василича не хватило морали. За одну ночь он поседел и посерел, а потом зажил отшельником и деградирует посейчас.

- Байки, - сеял сомнение Артамонов. - Из-за таких пустяков человек не может сделаться почти параноиком. Тут что-то не то. Наверняка есть какие-то другие серьезные причины.

- Если он деревянный, то почему нет, - с пониманием отнесся к донесению Кравца Соколов, который наряду с Клинцовым тоже был одним из активнейших пользователей Знойко.

- Вспомни свою начерталку, - навел его на доказательную мысль Кравец. Уведи у тебя пару раз перед защитой набор каких-нибудь чертежей или курсовой проект - ты обошел бы Знойко по темпам падения!

- Очень даже может быть, - согласился Артамонов. - В таком случае я предлагаю больше не издеваться над ним.

- А кто над ним издевается? Мы просто шутим, - состроил невинность Клинцов. - Колхоз - дело добровольное.

- Если человек не против помогать нам, то почему нет, - поддержал Клинцова Соколов. - Может, человеку нравится переводить. Мы ж его силой не заставляем. Какой-никакой, а тренинг. Ну а если он действительно не в состоянии понять шутки...

- Эти ваши шуточки добьют его, - сказал Артамонов.

- Если б одна только наша группа... Все равно остальные дотюкают, пессимистически заметил Нинкин.

- Может, если его не трогать, на занятиях с нами он хоть чуточку придет в себя, - рассудила Марина.

- Он не поймет, в чем дело, - отмел вариант Клинцов.

- А как же английский? - спохватился Пунктус.

- Вот именно. Что вы все расходились? - не отступал Клинцов. - Ну пошутили немного, что здесь такого? - Он влез в разговор исключительно из чувства противоречия. Внутренне он соглашался, что с ездой верхом на Знойко пора кончать, но внешне держался до последнего.

- Мне кажется, что все эти дела со Знойко - это даже не предмет для разговора, - попытался опустить планку спора Соколов. - Известно, что нашего математика весь институт пользует.

- А что, если нам его на эту тему попытать, пусть он сам скажет, нравится ему это или нет, - предложил Кравец. - Если нет, то следует оставить его в покое. - Кравец выучил английский язык по песням "Битлов" и в помощи Знойко не нуждался. Ну а даже если бы и нуждался, то вряд ли сподобился.

- Да тебе ж говорят, что по большому счету - это шутка, своеобразный прикол, - продолжал свое Соколов.

- Эти шуточки похожи на игрушечный фашизмик! - сказала Марина. Рядом с Кравцом она могла выиграть любую битву и у кого угодно.

- Во загнула, фашизмик! Рассуждаешь, как инфантилка! - притормозил ее Клинцов. Сухая керамика его голоса была неприятной в жаркой аудитории и походила на скрежет лопаты о кирпич.

- Просто нет более подходящих слов!

- Ну, раз нет слов, зачем соваться, когда разговаривают взрослые! сказал Клинцов. - Человек - это личность, и никто не имеет права мешать ее становлению. Может, Знойко - нравственный мазохист и, когда его бичуют, испытывает кайф. А вы лезете в его жизнь и пытаетесь ее переделать!

- Я знаю, кто такие фашики, - продолжила свою тему Марина, - я их видела в работе. Милые такие мальчуганы в коричневой форме и с геббельсовским блеском в голубых глазах.

- Их надо перевоспитывать на ринге, - сказал Реша, - пока глаза не станут коричневыми, как форма, а глаза, наоборот.

- В дальнейшем я лично буду пресекать поползновения на Дмитрий Василича! - твердо сказал Рудик, обращаясь к Соколову.

- Если от этого будет толк, - щелкнул языком Соколов.

- Будет, - пообещал Артамонов.

- А тебе-то какое дело? - спросил Артамонова Соколов.

- Да так...

- Я, это, ну, еп-тать, - сказал Мат. - В смысле, мля, завязывайте.

После разборок шутки на математике временно прекратились. Знойко с опаской прислушивался к тишине. Ее никто не тревожил, а его никто не разыгрывал. Но ожидаемого не произошло. От тишины Дмитрий Васильевич свернулся, как трехмесячный эмбрион. Почувствовав снисхождение, он стал заикаться и конфузиться еще сильнее. Теперь он стирал рукавом мел с доски не только за собой, но и за всеми отвечающими. Словно ждал более крутого подвоха.