Триокала. Исторический роман

С особой силой проснулась в нем тоска по родине. Он готов был пробираться туда пешком по ночам, прячась днем в глухих местах. Но дойдя до Альзия в Этрурии, беглец осмелел и вошел в город с толпой торговцев в надежде устроиться на корабль, идущий в Массилию. В это время он уже обладал запасом латинских слов, достаточным для того, чтобы выдавать себя за римского отпущенника. Его расчет на это вполне себя оправдал. Ни видом своим, ни плохой латинской речью он не вызывал ни у кого каких-либо подозрений. Придумать имя мнимому своему патрону не составило для него большого труда. Один из его товарищей-разбойников часто рассказывал о своем господине из патрицианского рода Огульниев. Тот был очень богат и жаден, экономя на питании рабов больше, чем на кормежке домашних животных, почему и побеги невольников из его латифундии не были редкостью. Думнориг назвался вольноотпущенником Марка Огульния. Как потом ему стало известно, род Огульниев был очень старинным и почитался как в Риме, так и во многих городах Италии. Поэтому молодой арвернец, чуть ли не на каждом шагу произнося имя своего «патрона», везде встречал хорошее к себе отношение.

Ему удалось устроиться на корабль, следовавший в Массилию. Один из матросов, массилийский грек, обещал приютить его в своей хижине за небольшую плату. Думнориг рассчитывал провести в городе несколько дней. Он хотел встретить там каких-нибудь торговцев из земли арвернов или рутенов, чтобы вместе с ними добраться до родных мест. Но ему пришлось надолго задержаться в Массилии. Поначалу он никак не мог найти торговцев-земляков. Однажды на рынке разговорился и познакомился с молодой женщиной. Она торговала овощами и была владелицей небольшого загородного имения. Гиспала (так звали женщину) была отпущенницей. Ее патрон, бывший римский квестор, изгнанный из Рима по приговору суда, отпустил Гиспалу по завещанию с маленьким участком земли неподалеку от города. Гиспале было около тридцати лет. Она была весьма привлекательна, но имела недостаток – сильно прихрамывала от полученного в детстве увечья. Из-за этого она так и не вышла замуж. Но Думнорига это не смущало. Он быстро сошелся с ней. Она его вполне устраивала, а Гиспала была от него в восторге, потому что он был молод, хорош собой и не ленив в работе.

Но Думнорига по-прежнему тянуло на родину. От Массилии до Герговии было около сотни миль. Как-то мимо усадьбы отпущенницы проходил обоз, направлявшийся в Сегодун, главный город рутенов. Думнориг ушел вместе с купцами, оставив Гиспалу в большой печали. Она уже успела сильно к нему привязаться…

Думнориг прошел через землю рутенов и добрался до Герговии, в окрестностях которой была его деревня. Но на месте деревни нашел лишь старое пепелище. Он еще был молод тогда и не разучился плакать. Не сдерживая душивших его слез, Думнориг сидел на том самом месте, где когда-то стоял дом, в котором он родился и вырос. Яркие воспоминания детства и юности были еще очень свежи в памяти, особенно образ девушки из соседней деревни, ее прекрасные голубые глаза и милая улыбка, которой она ласкала его при встречах. Ее звали Вильмира. Она должна была стать его женой. Но и ее деревня была сожжена. Римляне, осаждая Герговию, безжалостно опустошили окружавшую ее местность.

Погоревав, Думнориг пробовал отыскать мать и сестер или родственников в Герговии и в уцелевших ближайших деревнях, но все было напрасно. Ни о его матери, ни о его сестрах никто ничего не слышал, никого из родственников и даже знакомых он не нашел: все сгинули в минувшей страшной войне, все на родной земле стало ему чужим.

Думнориг вернулся к Гиспале, и они прожили вместе около двух лет.

Арвернец не мог предположить, что его, беглого раба из Африки, будут разыскивать в Заальпийской Галлии. Он не знал, что в Массилии обосновалось товарищество фугитивариев, которое занималось поимкой беглых рабов в Нарбоннской Галлии с той поры, как она официально стала римской провинцией. Его схватили, когда он имел неосторожность открыто появиться в Массилии. Ему даже не позволили проститься с Гиспалой, и, заковав в цепи, бросили в трюм корабля, следовавшего в Остию, откуда Думнориг три года назад совершил побег.

Из Остии его привезли в Рим. Думнориг упрямо твердил, что он раб Квинта Фабия Максима. Он надеялся, что консуляр не устоит против соблазна заполучить дарового раба. Бывали случаи, когда раб, сбежавший от одного господина, оказывался в имении другого. Но Квинт Фабий принадлежал к высшему сословию и дорожил своей репутацией. Поэтому он не пошел на обман ради ничтожной наживы и не признал Думнорига своим рабом. Арвернец же предпочитал смерть возвращению в Африку. Никакие истязания не могли бы его заставить назвать имя своего настоящего господина. Беглых рабов, отказывавшихся назвать своих законных господ, обычно распинали на крестах. Но случайно подвернулся еще никому не известный тогда ланиста Гай Аврелий, владелец небольшой гладиаторской школы, который купил Думнорига у фугитивариев за небольшую плату.