Триокала. Исторический роман

В это время несколько показавшихся из темноты амбронов стали издали метать в Сертория и Думнорига свои копья. Римлянин и галл с разбега бросились в реку и благополучно перешли на правый берег. Прибежавшие к реке амброны не стали их преследовать, только метнули им вслед несколько копий, не долетевших до цели.

Серторий и Думнориг быстро нагнали Аристиона и Геродора, которые несли на руках изнемогавшего от ран Лабиена. Они помогли им донести трибуна до его палатки, уложили на постель, омыли и перевязали раны.

– Проклятые амазонки, – сокрушался Лабиен, слабым голосом рассказывая о том, как на него почти у самых повозок налетела толпа женщин, вооруженных топорами и рогатинами. – Одна из них повисла у меня на шее, как верная жена после долгой разлуки. Я пронзил ее мечом в бок, но едва она сползла с меня, целая стая рыжеволосых гарпий окружила меня со всех сторон. Одни угощали меня ударами своих рогатин, другие долбили в щит секирами… Последнее, что я запомнил… полуголая баба, здоровенная, как Пенфесилия125… она взмахнула над моей головой тяжелой дубиной, обитой кусками железа…

– Тебя следовало бы хорошенько отругать, – мягко сказал Серторий. – Ты уже военный трибун, а не центурион, который должен бежать впереди молодых солдат, показывая им, как нужно разить врага… Но ты всегда верен себе, храбрец, – улыбнулся он, потрепав друга по плечу.

* * *

Хотя Марий и страшно гневался на шестой легион, солдаты которого продемонстрировали верх недисциплинированности и разнузданности, в глубине души он вынужден был признать, что дерзость и неистовство одного смутьяна, в конечном итоге, обернулись для римлян первой блестящей победой над доселе непобедимым врагом.

Сам Дентикул, раненный в сражении, отлеживался в обозе, где за ним ухаживал верный Дандар. Консул приказал его разыскать, чтобы подвергнуть наказанию, но арпинцу, по большому счету, было уже не до него, так как все его помыслы были заняты предстоящей битвой, избежать которой было невозможно. Она должна была произойти здесь, на берегу этой речушки, неподалеку от римской колонии под названием Аквы Секстиевы.

Победа над тридцатью тысячами амбронов, о которых давно гремела слава как о самых бесстрашных и непобедимых воинах, вызвала в римской армии небывалое воодушевление. Все жаждали битвы не меньше, чем раздраженные неудачей варвары.

На следующий день в громадном становище тевтонов все пришло в движение. Сдвинутые в несколько рядов повозки на берегу реки стали разъезжаться по всем направлениям, освобождая место для переправы тевтонского войска на правобережье. Около десяти тысяч всадников первыми перешли реку и рассеялись по равнине, свободно передвигаясь перед римским лагерем. Следом за конницей широким фронтом стали переправляться пешие воины. Поражение, понесенное варварами накануне, заставило их вспомнить об организованности и дисциплине. Переправа совершалась хотя и с великим шумом, но без какой-либо суматохи или неразберихи.

Римляне тем временем продолжали спешно укреплять свой лагерь. Конные тевтоны, приближаясь к ним, осыпали работавших римлян злыми насмешками на своем родном языке или на ломаной латыни, сопровождая их взрывами хохота. Но римские солдаты и их союзники делали вид, что не обращают на них внимания. Марий строжайше запретил вступать в словесные перепалки или стычки с врагом, пока лагерь стоит недостроенный. Все военные трибуны, за исключением раненого Марка Аттия Лабиена, внимательно следили за поведением своих солдат, занятых строительными работами.

В середине дня Марий созвал военный совет. Он уже не говорил больше о намеченном им ранее обходном маневре, твердо решив завтра же вывести всю армию для большого сражения. Вместе с тем он постоянно напоминал командирам об опасности окружения римского войска численно превосходящими силами тевтонов, если оно начнет сражение, выйдя на открытое место.

После очень короткого вступления Марий огласил приказ: