Трёхочковый в сердце

Ника отбросило в сторону, через разрисованные полоски пешеходной зебры. Самого столкновения с машиной он не почувствовал или не помнил, просто его словно поводком одёрнули назад, протащив кувыркающееся тело по асфальту. Больно стало потом, когда начали гореть содранные руки, раскалывалась голова, встретившаяся с боковой дверцей автомобиля и чудом не расколовшаяся, казалось из неё вытекали остатки того омлета, что в последнее время заменял ему мозг. Ник не мог встать, тело ломало и ломило, во всей красе демонстрируя разницу между этими понятиями. Он почти не чувствовал левую руку, которая шевелилась нехотя, разжигая новые адские приступы. Сознание медленно покидало его, так ему должно было стать легче. Ник почти был готов отключится, если бы не слепящее солнце, проникающее сквозь веки. Стало темнее, почти комфортно чтобы отлёживаться на своих полу отбитых боках, он уже было понадеялся, что так наступает закат его жизни, слегка приоткрыв глаза. Наступило затмение, нечто заслонило собой солнце, окрасив небо в кроваво огненные тона. Ник немного погодя понял, что «затмение» пытается с ним разговаривать. Оно коснулось лица, довольно приятными тёплыми ощущениями, затем обернулось вокруг плеч, отрывая от земли. Пронзившее его вспышки боли, рычащим криком вырвались из груди, что только вызвало облегчение у «огненного затмения»: «Живой, хорошо, а то одна я бы от твоего тела не избавилась, скоро доставим тебя в больницу». Нику сложно было понять шутят над ним, или нет, мысли путались, затихая в зародыше. Его спрашивали о чем-то ещё, но он уже отключился.

Когда говорят, что во время комы или потери сознания душа способна покидать тело, как бы оценивая происходящее со стороны, они, вполне возможно преувеличивают. Нику казалось, что он заперт внутри своей собственной головы, каждый раз трясясь и ударяясь о стенки черепной коробки, когда его куда-то перетаскивали или ворочали с боку на бок. Было темно, глаза не открывались, словно зашитые невидимыми нитками. Вокруг звучали голоса, набором знакомых звуков и обрывков слов, но вычленить хотя бы общий смысл, не получалось. Внезапно его будто выдернули на поверхность, протащив за руку со дна, сквозь всю эту толщу воды. За левую руку. Ник очнулся от собственного крика, как реакции на болевые ощущения. Отовсюду бил свет, вокруг всё сияло белизной: стены, потолки, люди, спрятавшиеся в такую же белую одежду. Это походило на комедийную пародию с похищением инопланетянами, конечно, таковым не являвшимся. Его держали, не позволяя хотя бы приподняться, что-то все время спрашивая, в ушах звенело, но он разобрал слова «аллергия» и «есть», отрицательно помотав головой. Затем кто-то серьёзным голосом сказал: «Выключайте его», и Ник вырубился, тем самым любимым ванильно – карамельным сном, тягучую сладость которого могли подарить только сильные обезболивающие. Было довольно странно осознавать себя в роли лампочки, сдвигая переключатель которой, тебя то загорали, то снова заглушали. Он был не против, барахтаясь в сладкой вате морфийного забытья. Возвращаться в реальный мир не хотелось совершенно. Но небеса довольно скоро закрыли краник, фонтанирующий «Bounty» с райским наслаждением.

Ник открыл, тяжело разлипающиеся глаза. И чуда не произошло, мир не наполнился красками, жизнь не стала той лучшей версией самой себя. Больничный воздух пропитанный очищающими средствами, спиртом, и разнообразной смесью ароматов лекарств, ударил в нос. Его жутко тошнило, во рту стоял привкус ваты и антисептиков, как после посещения зубного врача. Он попытался перевернуться, но боль в левой руке и её непривычная тяжесть вернули его на место. На границе зрения что-то зашевелилось, над его головой загорелась ночная лампа, аккуратным светом заливая пространство. Обычная больничная палата, четыре кровати и прикроватных тумбочки, раковина, большие зашторенные на ночь окна, недорогой, выделенный государством под ремонт линолеум, и такие же обои. Кроме Ника и неведомого «нечто» повелевавшего светом, в палате больше не было пациентов.

– Тебе надо поспать, следующий укол будет ближе к утру перед обходом, позвать медсестру? – Ник повернул голову на голос. Возле его кровати стояла молодая девушка, миниатюрная, но недостаточно, чтобы назвать её невысокой, хотя это могло быть обманчивым впечатлением из-за копны вьющихся, огненно-рыжих волос, которые добавляли ей добрый десяток сантиметров, безудержным пламенем разлетаясь по сторонам.

– Так вот ты какое – «затмение». – ему было сложно говорить, губы и рот пересохли, поэтому звуки выходили приглушённым треском старого патефона.

– Что прости? Видно головой ты ударился сильнее, чем сказали врачи. – она уже двинулась к выходу из палаты, то ли исполнив свой долг, то ли за медсестрой.

– Пить.

– Что ты сказал, а? – девушка замерла так же резко и неожиданно как подскочила с места.

– Воды.