Трёхцветная жизнь Оливера Дэвиса (СИ)

Поцелуй долгий и нежный привёл в действие тот механизм, который отвечал в теле Таниямы за осознание всех перенесённых чувств, полученных прикосновений и желаемых эмоций в дальнейшем.

Стоя с краю от железнодорожных путей, не обращая внимания на редких пассажиров в этот час дня, она внимала к его поцелую. Судя по той нежности, с которой он гладил её губы, вкрадчивой осторожностью углублял его, делая до боли в сердце страстным, она понимала — Нару прощается, и никакие слова или здравые действия не заставят его передумать.

— Приезжай хотя бы на Новый год или Рождество! — эти требовательно-молящие слова были первыми, после закончившегося счастья в виде его последнего поцелуя.

— Иди к выходу. Хватит лить воду, — он на прощание провёл по её щекам ладонями и, замерев так на секунду-две из-за Май, которая не отпустила его рук, не без тихой печали посмотрел на её живое румяное и немного заплаканное лицо. — Мне пора…

Танияма перестала ощущать близость и тепло его тела; холод, исходивший от его траурного чёрного костюма и спокойствие, владеющее ей, когда его заботливая рука невидимой стеной становилась между ней и всеми теми невзгодами одинокой жизни.

Май смотрела ему в спину. Он уходил…

Прибыл экспресс до аэропорта Нарита, зашумели громкоговорители и те немногие пассажиры. Фигура Нару скрылась во втором вагоне, и что-то внутри ёкнуло. Его уход показался пустым… Поэтому-то она забыла о влиятельной просьбе и побежала увидеть его в последний раз, пусть это будет несдержимо больно, но это будет из-за того, что так решило её сердце.

Нару, где же ты?.. — она молилась, чтобы его окна выходили на её сторону, пока весь второй вагон мелькал перед её раскрасневшимися глазами.

Вот и он… Его неторопливая фигура разрезала проход и возле одного из окон, Май столкнулась с его печальными синими глазами и, сжав кулачки у груди, без всяких морганий смотрела.

Громкоговоритель объявил отправку экспресса, и её взор, заметавшись от ужаса и негодования на этот бестолковый под потолком белый прибор, вновь нашёл место рядом с мужчиной в салоне, скоро трогающегося экспресса. Он легонько улыбнулся и кивнул. Даже без слов Май понимала его: он говорил ей уходить, не стоять здесь на сквозняке, а продолжать жить дальше, ведь на этом прощании ничего не заканчивается, это всего лишь один из тех жизненных моментов, которые рано или поздно приходится пережить всем.

Нет! Не уйду… — она помотала головой, глотая подступающие к горлу слёзы, не находя эту пытку неправильной, напротив, если она любила его, то должна была это перенести, проводив его к родителям, в Англию, так, как того он заслуживал.

Секундами позднее экспресс тронулся. Нару скрыл улыбку и опустил глаза — на тот момент он уже не видел стройной фигуры Май, не оставляющей его до конца. Он знал, что сейчас почти против её воли чувства берут над ней вверх, и последнее, что он мог для неё сделать — отпустить. Какая-то часть его думала об этом. Не причинять ей тех страданий, которыми наполнена его жизнь в силу дарованной силы. Когда-нибудь она бы столкнулась со всеми теми несчастными, которые писали ему ежедневно, умоляя найти их детей, родителей, братьев, сестёр или обычных друзей; испытала бы на себе их горечь утраты, разочарование, обиду и последующий за этим стыд. Поэтому он не ответил на её просьбы о скором приезде в Японию. Но то была лишь крохотная его часть, с виду горделивая, но на самом деле боязливая. Подпустить к себе кого-то очень близко, обидеть или нести за него ответственность в дальнейшем — это не малые силы, после смерти старшего брата логично бояться подобных вещей. Но то была лишь крохотная его часть…

— Лин, спустись к путям, — Нару позвонил своему ассистенту, пока связь в дороге не прервалась. — Экспресс отъехал… Май там… Скажи, что я приеду в середине февраля и проверю, как проходит её обучение…

— Да, я прослежу за ней, ты главное… — Кодзё не успел сказать, чтобы Оливер был помягче с родителями, как связь прервалась, и холодные гудки обрушили на плечи Нару всю силу грешной реальности.

Конечно, ты присмотришь за ней… Она же из тех людей, которым невозможно отказать в заботе, — он откинулся на жёсткую спинку, потерев разболевшейся головой гладкий подголовник. — Я вернусь в эту страну… Вернусь, потому что хочу этого… — ему виделся образ Май, ожидающий его на станции вблизи путей. — Какими же мы станем через полгода?.. — пытался представить он, нагоняя на себя блики чуть заметной мечтательной улыбки. — Должно быть, именно это мне предстоит вскоре увидеть…

IX

Февраль 2007 года…

Вечерело и холодало, но, несмотря на понижение температуры, в Токио кипела жизнь. В День святого Валентина вечно творится неразбериха: много народа, ажиотажная охота за шоколадом и юношами, которые его с охотой или из чувства долга примут.

Красный автомобиль, подъехавший к небольшому, вполне типичному японскому дому в два этажа, с красной крышей и маленькими металлическими воротами скрывал троих нетипичных жителей этого города.