Тришестое. Василиса Царевна

– Так вот, Иван Царевич к нам в лес забрел.

– Знаем про то, – сокол ему отвечает.

– А не тот ли ты сокол, что мне куропатку задарил? – любопытствует Иван Царевич.

– Нет, не тот… – переступил с ноги на ногу сокол. – А чего с куропаткой не так?

– Да нет, все так. Только…

– Что? – занервничал сокол.

– Мала больно, на один зуб.

– Постой-постой, – обернулся к Ивану Царевичу медведь, – ты ж, вроде, сказывал, будто пузо у тебя пустое?

– Да разве птенчиком больно наешься?

– А тебе, значится, кабана подавай?

– Да чего ты ко мне, косолапый, со своим кабаном-то привязался?! Говорю ж, обознался.

– Ну-ну, – вздохнул медведь. – Значит, забрел к нам Иван…

– Кабанов у нас нет, – на всякий случай пояснила леса, будто боялась, как бы ее за кабанчиком не послали.

– Да не нужен мне кабанчик! – потряс руками Иван Царевич. – Сколько уж повторять можно.

– Да-да, речь не про кабана, – подтвердил медведь.

– А куропатка, между прочим, крупная была, – поднял коготь сокол – то ли обиделся, то ли до собрания почтенного довести сей факт решил.

– Это кому как, – отозвался Иван Царевич. – Хотя спасибо тебе, конечно, птица добрая.

– Не на чем, мил человек, – довольно распахнул клюв сокол. – Не на чем.

– Все? – спрашивает Михайло Потапыч. – Разобрались с куропатками да кабанчиками?

Разобрались, мол, кивают все.

– Стал-быть, закрыли вопрос. А речь веду о Кощее гадком.

– Что? – заволновалась лиса, нервно подергивая пушистым хвостом. – Никак опять этот пень трухлявый к нам собирается?

А щука пастью хлопать принялась, и все уставились на нее.

– Ничего не понимаю, – развел руками Иван Царевич. – Хоть бы перетолмачил кто, а?

– А она ничего и не говорит – дышит, значит. Волнуется.

– А-а, – понятливо протянул Иван Царевич.

И тут щука наконец собралась с мыслями или духом и проскрипела:

– Икру не дам! Стара я ужо, икру-то метать. Да и не осетр я какой.

– Нет-нет, – успокоил ее медведь, выставив лапу. – Никуда Кощей не собирается и икры не требует.

– Тады другое дело, – пробулькала в воду щука, вильнув хвостом. – Щурят тоже не дам!

– А вот Ивану не повезло, – проигнорировал щукино замечание Михайло Потапыч. – Похитил Кощей его невесту.

– Ирод проклятый! – высунула щука из воды морду. – До чего докатился: ужо и за невест принялся! Скоро всех поедом поест. Ох, чего деется-то!

– Да не ел он ее, а жениться собрался, – успокоил щуку Иван Царевич.

– Так енто и того хуже. Куда ему, кочерыжке гнилой, жениться? Женилка, поди, того уж, высохла как есть, – и щука захихикала с пришипом.

– Высохла или нет – то дело не наше! – осадил медведь щуку, видя, как Иван Царевич брови насупил. – А Василису…

– Постой-постой, – дернула плавником щука, – это ж какая Василиса-то будет? Не царевна ли часом?

– А и вправду, что за Василиса такая? – вопросительно уставился Михайло Потапыч на Ивана Царевича.

– Царевна, – вздохнул тот. – И корона у ей на голове. Ма-ахонькая такая.

– Она! – выдохнула щука. – Так в болоте ж Василиска сидела? Как сейчас помню, лягушкой была, лясы с ней точили. Говорила, будто срок ей Кошей проклятущий назначил в десять лет за ослушание. А опосля свободной быть должна была. Никак слову свому, ирод, изменил?

– Да нет, – повесил Иван Царевич голову. – Должна была, день сроку-то и остался.

– Так чего ж тогда?

– А того. Шкуру я ее на клочки изорвал да в печь бросил.

– Ох, дура-ак! – хлопнула щука по воде плавниками. – Да кто ж так со шкурами-то Кощеевыми обращается, ась? Кто, спрашиваю?

Молчит Иван Царевич, да и чего тут скажешь. Везде виноват.

– Ну ладно, – откашлялся в когти медведь. – То пустой разговор, виноватых искать. А Василису выручать надобно. Хотел просто Ивану подсобить, а оно вон как повернулось: Василиса-то немало нам доброго сделала.

– Это есть, – поддакнула лиса. – Щенков моих лечила, капканы на хозяев их обращала.

– О птицах заботу проявляла, – добавил сокол, крылья оправив.

– Икры щучей не ест, мальков из сетей выгоняет, – хлопнула щука хвостом по воде.

– И медведёв из лука не стреляет, – заметил Михайло Потапыч.

– Да будет тебе ужо, – устыдился Иван Царевич. – Сказал же: перепутал, с кем не бывает.

– Ладно, чего уж. Ну, народ лесной, чего делать будем?

– Ты что ж, косолапый, Кощея воевать удумал? – булькнула щука.

– Не то чтобы… – замялся медведь. – А только знаю я, коли на самотек пустить все, так и до нас Кощей доберется, только срок дай.

– То правда, – подтвердил сокол. – Но что мы можем?

– Помочь нужно Ивану. Может, слышал кто чего о Кощее? Ведь не могёт он вовсе бессмертным быть.

– Кто ж его знает, – завозилась на камнях щука, – харю колдовскую.

– Колдовская али нет, а смерть его должна где-то хорониться. Коли жизнь длинная у него от колдовства, то и смерть оттуда же проистекать должна. Я так мыслю.

– Верно мыслишь, Михайло Потапыч, – лиса ему отвечает. – Да только где его смерть сыскивать? Может, то слова какие заветные, так их ищи-свищи в поле.

– Что же делать?

– Вызнать все про Кощея надобно, – опять переступил с лапы на лапу сокол. – Только вот у кого?

– Постойте! – спохватился Иван Царевич. – Леший говорил, будто про то Баба Яга знать должна.