Трижды приговоренный… Повесть о Георгии Димитрове

«Рассказывая о некоторых случаях из жизни Димитрова, я надеюсь, что помогу его биографу. С этой надеждой и верой в свежесть моих воспоминаний я начинаю…

…Однажды после обеда в пятницу, когда я уже несколько дней не видела Димитрова и спрашивала себя, куда он мог деться, ко мне пришла баба Параскева. Она была встревожена. Она сказала:

— Елена, пойди посмотри Георгия, ему плохо, он страдает.

— Что с ним?

— Люба уехала в Сербию, это его мучает.

Я нашла Димитрова сидящим перед фотографией Любы, он был задумчив, и в глазах его были слезы.

Я спросила:

— Георгий, что с тобой, скажи мне?..»

Читая этот удивительный человеческий документ, я, может быть, впервые по-настоящему понял, как сложны были души всех этих людей и с какой беспощадной честностью относились они к самим себе. А ведь сила и обаяние политического деятеля-коммуниста заключены и в его преданности своей партии, и своему народу, и в его стойкости и бесстрашии, но также и в его требовательности к себе, в его человечности и способности любить и быть любимым. Да — и любить и быть любимым!..

Елена вышла из комнаты, быстро сбежала по ступенькам крыльца и только на углу какой-то темной улочки оперлась локтем на стену дома и уткнулась лицом в руку. Наплакавшись вдоволь и наспех вытерев платочком лицо, она зашагала дальше, в отчаянии говоря себе: «Что же я наделала? Как теперь быть?» Неожиданная мысль заставила ее ускорить шаги: надо сегодня, сейчас послать Любе срочную телеграмму. Пусть она немедленно вернется. Адрес Любы известен, его оставила баба Параскева…

Елена ворвалась на телеграф, хлопнув дверью. Девушка в окошечке с тревогой следила за тем, как она кинулась к столу с чернильницей. Строчки неровно ложились на телеграфный бланк. Не объясняя причин, Елена писала, что Люба должна вернуться немедленно…

XIX

Через три дня на улице Георгий увидел Любу. Еще не замечая его, она торопливо шла, почти бежала с чемоданом в руке. На ней был строгий дорожный костюмчик, на мягких волосах кокетливо сидела шляпка, которой Георгий никогда прежде не видел, — наверное, купленная в Сербии. Что-то незнакомое во всем ее облике поразило Георгия. У нее был подтянутый, деловито-официальный вид. Движения ее были стремительны и энергичны. На какое-то мгновение ему показалось, что сейчас она пройдет мимо, даже и не взглянув на него, что все ее мысля где-то далеко и она спешит домой лишь затем, чтобы взять что-то позабытое ею и сейчас же уйти.

В следующее мгновение они столкнулись.

Лицо Любы стало мертвенно-серым, голова безвольно качнулась, и, выронив чемодан, она почти упала на его плечо.

— Георгий… — шептала она, дотрагиваясь лбом до его сильной шеи, — Георгий… Я думала — с тобой что-то случилось…

Она закинула ему руки на плечи и крепко обхватила его, точно боясь, что сейчас он вырвется и уйдет от нее. Георгий положил широкую ладонь на ее затылок и осторожно прижал к себе ее голову. Пальцы его перебирали мягкие пряди ее волос. Он приник к ее уху и, касаясь щекочущей бородой ее лица, негромко спросил:

— Надолго?

Люба оторвалась от него и ладонью плотно прикрыла его губы.

Георгий взял ее за плечи и отодвинул от себя. Вглядываясь в ее разгоряченное лицо, он сказал:

— Я сейчас должен уйти от тебя, моя Люба. Но что я могу поделать! — воскликнул он. — Ты опять останешься одна, и опять тебе будет плохо.

Она отрицательно покачала головой.

— Иди, Георгий, — сказала она.

— Я провожу тебя домой и донесу твой чемодан. На это у меня хватит времени, — добавил он хмуро и поднял чемодан.

— Не расстраивай себя, — сказала Люба. — Ты скоро поймешь, я говорю тебе правду…

— Ты почувствовала себя лучше? — спросил Георгий.

— Да, совсем хорошо! — воскликнула она и засмеялась. Но что-то в ее смехе было неестественным. Он вновь глянул на нее и нахмурился.

Когда они вошли во дворик, Георгий крикнул:

— Мама, где ты? Приехала Люба, ее надо накормить с дороги.

Мать вышла из флигелька в глубине дворика, в котором когда-то была шапочная мастерская ее покойного Димитра, поздоровалась с невесткой и заговорила так, будто с минуты на минуту ждала ее появления:

— Все уже давно готово, я поставлю еду на стол. Иди умойся с дороги, Люба.

И она неторопливо направилась к двери в нижние комнаты.

Люба окинула взглядом дворик и, глубоко вздохнув, пошла к лозе. Она опустилась на скамеечку под виноградной листвой и, закрыв глаза, подставила свое лицо пробившемуся между листьями солнечному лучу.

Вернувшись из гимназии, Еленка весь остаток дня не отходила от Любы. Она помогала ей мыть окна и полы в верхних комнатах, а когда Люба вышла отдохнуть во дворик, устроилась подле нее. Люба понимала чувства девочки, да и у нее самой становилось теплее на душе, когда она слушала рассказы о гимназии и о подругах. Люба не делала попыток приласкать девчушку, зная, что этим только обидит и оттолкнет ее. Она говорила с пей спокойно и серьезно, как говорила бы с близкой подругой.