— Это ужасно! — воскликнул Георгий. — Ужасно!
Он, наверное, не понял, что Люба говорила о самой себе.
— Ты прав: надо всегда быть в пути, — поспешно сказала Люба, боясь, что он все-таки поймет. — До последних сил, — добавила она решительно.
Георгий молчал, и Люба не пыталась его беспокоить. Не сразу наступает душевное выздоровление, надо быть терпеливой…
В этот вечер к ним в верхние комнаты пришла мать. Остановившись у двери, она сказала:
— Я не буду вам мешать, я ненадолго…
Георгий усадил ее в кресло. «Матери трудно одной, пусть посидит с нами», — подумал он.
— У Николы осталась в Сибири жена, — заговорила мать, — и две девочки. Не можем ли мы пригласить их к нам в Болгарию и послать им денег на дорогу? Лиза будет где-нибудь работать. У меня хватит сил ухаживать за внучками.
— Ты верно решила, мама. — Георгий ласково смотрел на мать. — Мы непременно должны это сделать. Ты всегда в трудные дни приходишь всем на помощь. Спасибо тебе.
— Но это я должна благодарить тебя, — сказала мать, пожимая плечами. — Без тебя я не могла бы пригласить их, у меня нет денег им на дорогу…
Днем Люба пришла в канцелярию синдикального союза. Георгий встретил ее без удивления, без вопросов, подвинул папку и попросил проверить итог собранных членских взносов. Сам он принялся за составление ответов на письма рабочих. Он не упрекал Любу в нарушении предписанного врачами режима. Мог ли покой в это тягостное для семьи время принести кому-нибудь успокоение?
В середине дня, по обыкновению, появилась Елена с двумя чашечками кофе.
— Я не стала кричать через двор, — сказала она, — зимой холодно открывать окна. Погрейтесь, прошу вас.
Пришел Кирков, и Елена сбегала за третьей чашечкой. Кирков не удивился, что застал Любу вместе с Георгием. А может быть, лишь сделал вид, что не удивился. Он бросил на стол портфель, шляпу и подошел к Георгию.
— Ты слышал, какие вести идут из России? — и пристально посмотрел на него через стекла пенсне.
Георгий был благодарен Киркову за то, что он не заговорил о смерти брата. Этот чуткий человек понимает — словами не утолить человеческого горя. Но он заговорил о России, и это все равно напомнило о брате. Георгий смотрел в спокойные глаза Киркова и видел, что он тоже это понимает.
— Ты имеешь в виду положение на русско-германском фронте? — помедлив, спросил Георгий.
— Послушай, Георгий, я только что был в редакции и читал последние известия. Девяносто тысяч петроградских рабочих в середине февраля вышли на улицы, жены солдат громят хлебные лавки. Большевики прямо пишут в своих листовках, что настало время открытой борьбы. Но ведь это начало революции в России, где царь загнал, кажется, всех ему неугодных в сибирскую тайгу, расстрелял и повесил. Не напрасны жертвы, Георгий!
— Да, человеческая жизнь не так коротка, как может показаться, и вечный бой делает ее бесконечной, — продолжил мысль друга Георгий.
XXI
С каждым днем из России поступали новые сообщения. Многие из них были противоречивы или неясны. Георгий вчитывался в газетные строчки, стремясь выделить из потока новостей о русской революции, внезапно обрушившейся на мир, те, которым следовало верить. Почти каждый день он встречался с Дедом, Мастером, с редактором газеты «Работнически вестник» Христо Кабакчиевым, членом ЦК партии Василом Коларовым и другими товарищами по партии, и они горячо и шумно обсуждали русские дела.
В начале весны сообщения из России стали более определенными: в Петрограде остановились фабрики и заводы, встал трамвай, улицы затоплены рабочими демонстрациями, появились красные знамена, идут схватки с полицией… 26 февраля на Невском проспекте по приказу царя против демонстрантов били с крыш пулеметы… 27-го восстали и присоединились к петроградским рабочим несколько полков. Армия и народ брали приступом полицейские участки, захватывали правительственные учреждения. Образован Петроградский Совет рабочих и солдатских депутатов. По городу расклеены листовки: манифест Российской социал-демократической партии «Ко всем гражданам России» с призывом создать временное революционное правительство… Самодержавия в России больше нет.
Вместе с Благоевым Георгий подписал телеграмму Петроградскому Совету от имени Синдикального совета и парламентской группы «тесных» социалистов:
«Болгарский социалистический пролетариат с восторгом встречает героическую борьбу русского пролетариата за свободу, посылает ему свои самые горячие братские поздравления и желает полной победы революции…»
Георгий сжал в кулак лежавшую на телеграмме сильную руку. «Россия проснулась! В этом разум и сердце Николы».
Вскоре после этого ярким и совсем теплым апрельским утром Георгий вышел во дворик и увидел пламя молодых листьев на светлых ростках, брызнувших в стороны от почерневших и лохматых ветвей старой лозы у забора.
— Смотри! — громко, по-мальчишески воскликнул он, обращаясь к матери. — И в этом году старая лоза даст нам виноград…