Тризна

Она заговорила как по-писаному, вызывающе глядя ему в глаза, явно готовая дать отпор.

– А в школе чем для тебя была Америка? – спросил Олег, чтобы только увести от взрывоопасной темы.

– Что на политинформации внушали, тем и была – империалисты, угнетатели. Хиросима и Нагасаки. Куклуксклановцы. Я из-за этого очень негров любила, всегда делала им приветливое лицо. А за индейцев и сейчас переживаю. А еще мой отец работал электриком в военном училище, и я знала, что наших ребят в Афганистане убивают американским оружием. Я даже на школьном вечере читала стихи: для чего построен Белый дом, сколько горя причиняет он. Я вообще такая была дура доверчивая! Мечтала встретить какого-то рыцаря и служить ему оруженосцем… А почему не самой быть рыцарем? Наша группа так и называется «Я для себя».

– А я тоже мечтал быть оруженосцем. И был счастлив, пока служил Обломову. А Боярский говорил, что если бы в институте ему сказали: ты будешь как Эйнштейн, но не выше, он бы отказался. Вот теперь и болтается в Америке между небом и землей на парашюте. Кстати, он рассказывал, что у них там на конференции по аэродинамике из четырех дней один посвятили харассменту. Это у них теперь такой марксизм-ленинизм – во все дырки надо совать.

– Вот и хорошо. Вас еще до-олго надо перевоспитывать.

– Начни прямо сейчас. Скажи мне, пожалуйста, как у вас это с Обломовым получилось? Он что, прямо накинулся?

Олег старался смотреть на нее с самым невинным видом, словно в его вопросе не было ровно ничего пикантного.

– Ну, нет, конечно. Ты, наверно, тоже замечал, что он терпеть не мог, когда подчеркивали его слепоту. У него во дворе он ветки не разрешал остричь – сам в нужный момент пригибал голову. Никогда никого не просил перевести через улицу, только всегда носил при себе паспорт. Чтобы, если что, могли его опознать. И в тот день приехал с синяком на скуле – опаздывал на лекцию и где-то решил срезать. У меня прямо слезы выступили. Я говорю: неужели вас кто-то из домашних не мог проводить?.. Но он про это и слышать не желал – я сам не хотел вставать, все надеялся, что сон продлится, я же во сне вижу. И тут уж у меня слезы хлынули, как из ведра, я не выдержала и осторожно так погладила его по синяку. А он тут же меня облапил, он же такой был здоровенный…

– Но ты сопротивлялась как-то?

– Я от ужаса и пискнуть не смела. Да там еще и секретарша сидела под дверью.

– Он что, и дверь не запер?