Троя против всех

Вскоре гости начали расходиться. Через час я уже сидел за рулем ее «тойоты-приус», и мы мчались по пустому Белт-Паркуэю. Одиннадцать вечера, все пробки давно рассосались. В Луанде, где никто не соблюдает дорожных правил и уличное движение сродни броуновскому, я не отваживался садиться за руль. Оказалось, я успел соскучиться по вождению. В какой-то момент нам на хвост сел раздолбанный пикап. Добрые полчаса этот пикап преследовал нас, не обгоняя, но и не отставая. Мне пришла в голову странная мысль, что тот, кто способен так упорно сидеть на хвосте, должно быть, хорошо умеет дружить. Ведь чтобы, однажды подружившись, никогда не терять человека из виду, нужно такое же неустанное внимание. У меня, как, наверно, у большинства людей, такого умения нет. В юности я легко заводил друзей, но никто из них не задержался в моей жизни надолго. Где сейчас мои друганы из Трои, которая против всех? Где университетская компашка? Может, конечно, это не я такой, а мир такой. Ни у кого нет возможности подолгу сидеть на хвосте. Ты либо обгоняешь, либо отстаешь. Причем иногда сам не очень понимаешь, отстал ты или обогнал. Так или иначе, ты всегда остаешься частью потока. Это и обескураживает, и утешает. Если же в твоей жизни возникают отношения, не вписывающиеся в общую схему, они непременно выбьют тебя из колеи, и вот ты уже на обочине, собираешь гвозди.

По прибытии в Кеннеди я действительно отправил сообщение Веронике, но ответа до сих пор не получил. В последнее время она взяла привычку не отвечать сразу, и эти паузы – иногда в несколько часов, а иногда в несколько дней – сводили меня с ума. Я клялся, что не буду ей больше писать и даже если она ответит (рано или поздно она обязательно отвечала), то уж я не стану впредь поддерживать переписку. Раз и навсегда прекращу эти отношения, в которых для меня все меньше радости и все больше муки. Вспомнил тещу: как десять лет назад у нее нашли рак груди, к счастью на ранней стадии. Я думал, что в таких случаях удаляют всю грудь, но ей удалили только часть. Сказали, что опухоль была совсем крошечной. После этого она периодически жаловалась на боли в том месте, где ей делали операцию. «Как будто кто-то всаживает нож». Потом эти приступы случались у нее в продолжение многих месяцев, но, по ее словам, со временем они становились все реже, и боль была уже не такой острой. Вот так же и у нас с Вероникой: через месяц, через год после того, как мы расстанемся, в мое сердце все еще будут всаживать ножик, но уже не так часто и не так глубоко. А потом? Неужели тоже, как у покойной тещи? Вскоре после того, как постоперационные боли наконец прошли, у нее обнаружился рецидив, от которого она в итоге и умерла. И вот мы едем с ее поминок. С шипсхед-бейских поминок, ужасней которых не придумаешь. «Энд нау ай стил хиа энд ши воз нот…» Бедная Лена совсем вымоталась, спит, прислонившись к стеклу. Просыпайся, Ленка, уже приехали.

Когда зашли в знакомую квартиру, миновав коридорные запахи котлет и мофонго, Эндрю еще не спал.

– Полчаса назад уложил прабабу, теперь смотрю телевизор, – отрапортовал он на своем почти безупречном русском.

По правде сказать, это поразительное владение языком страны, в которой Эндрю ни разу не был, всегда меня тревожило. Ведь во втором поколении дети обычно еще понимают, но сами уже не говорят на языке, унаследованном от их родителей. А если и говорят, то с чудовищным акцентом и еще более чудовищной грамматикой. Тем более что и Лена-то в последнее время все больше мешает русский с английским. Откуда же у Эндрю такая речь, как будто он только что из Питера? Раньше он допускал много смешных ошибок: сантехник-plumber оказывался «пломбиром», диван-кровать не раскладывалась, а «разлагалась». Но со временем ошибок стало не больше, как это обычно бывает у детей эмигрантов, а, наоборот, гораздо меньше. Что это, как не признак отчуждения, невозможности вписаться в среду сверстников, примириться с окружающей действительностью? Означает ли это, что бедному Эндрю трудно живется на свете? Означает, Дэмиен, означает. А чего ты хотел?

– Что смотрим, Дрюнь?

– Да так, всякую мусорню. Правильно я сказал?

– Слушайте, мальчики, а хотите, мы вместе посмотрим кино? – предложила Лена. – Раз уж все равно никто из нас не спит.

Я подумал, что уже очень давно не видел ее такой веселой. Защитная реакция? Просто много выпила? Или это тот известный психиатрам феномен, когда какое-нибудь большое горе парадоксальным образом помогает человеку, долгое время пребывавшему в депрессии, воспрянуть духом? Во всяком случае, по Лене никак не скажешь, что неделю назад она похоронила мать, а сейчас вернулась с поминок.

– Я – за. А что мы будем смотреть?

– Не знаю, как вы, а я бы поглядела какую-нибудь старую советскую комедию. Хотя бы тот же «Служебный роман». Помнишь, как мы его смотрели в колледже, на последнем курсе, когда только съехались и оба заболели гриппом?