Читаем Троянская война полностью

чтоб не видеть остатков великой страны,

Трои, светлого города, – в ночь он, назад,

в тьму кромешную. Сколько бог даст тусклых дней,

чтобы нами и трупами взор не сквернить!


Диомед

Всё равно надо делать, а там… Будет день…


Подходит к Одиссею и становится рядом с ним. На середину сцены выходит Нестор.


Одиссей

Ты зачем? Или слишком зажился, устал,

утомленный годами, на верную смерть

вздумал выйти? Сил нет, чтоб сражаться, так ты –

чтоб их меч притупить? Нам не надо таких.


Нестор (откашлявшись)

Третий срок-жизнь проживаю,

два великих поколенья

проводил в глубь, в темь земли я.

Не устал топтать родную:

вёсны, лЕта мне мелькают

спешной, грешной чередою,

не нарадуюсь их смене.


Но живу не без убытка:

время силы подъедает,

я клонюсь к неблизкой смерти

медленно, но ощутимо.

Страшно, томно бездну видеть,

к ней скользить – я не смирился,

закален годами жизни,

приучён к ее теченью.


Отогреть хочу я сердце

битвой хищною, ночною,

по колено кровь резнею,

женским криком слух потешить,

дымом черным надышаться.


Хор

Жив, кто медью изощренной

убивает, бьет под сердце;

жив, кто города сжигает,

рушит домы, грабит храмы;

жив, кто золото хватает,

драгоценные каменья;

жив, кто деву обнимает,

с ней насильничает лихо.


Нестор

И еще…


Молодость кидает в битвы

времена свои бессчетно,

свои сроки рвет беспечно;

кратки дни и долги годы

в скорости неимоверной

пролетают до дна бездны.

Смерть сама изнемогает,

смерть измаяна излишним.


Кажется, секунды, меньше –

атомы, частички жизни

в воздухе тугом роятся –

в воздухе, сыром от крови,

в воздухе, седом от смерти, –

оседают, прибавляют

уцелевшему час лишний,

день и ночь, недели, годы,

лишний век, само бессмертье.


Напитаюсь в битве-схватке

временем…


Одиссей

Будь с нами, Нестор.


Нестор становится рядом с Одиссеем.


Агамемнон

И я б, Одиссей, пошел,

полез бы с тобою туда, вовнутрь,

в темное это зверя,

в опасное ночи, боя.

Легче мне было б там,

чем ждать тут, когда – гадать.

Но сан мой, но общее дело!

Нет,

не могу: не могу я войска оставить!


Корифей

Все здесь?

Ну!

Заколачивай!


КОММОС


СТРОФА 1


Залазьте в утробу конскую,

оружие придержи,

чтоб не шумело-звякало;

всякого положи:

меч, да копье, да стрелы, да

нож, чтоб по тихой бить,

пока не очнулись, -чухались,

не стали в трубы трубить,

сзывая усталых, пьяных.

Что они против нас,

несытых и трезвых, битых

несчетные тыщи раз?

Что они против слабых,

сильные, в ночь, когда

созрела за древом, досками

общая им беда?


Синон

Тяжолой солью Одиссей

осыпал смоль моих кудрей.

Среди своих чужим брожу,

я обречен огню, ножу:

так хочет бог, вопит народ,

и вот он, значит, мой черед.

Я плутовал, хитрил, но он

сказал: "Вот жертва, вот Синон".

Схватили и поволокли,

одежды старые сожгли,

одели в новое (к богам

нельзя идти в обносках в храм),

ведь я на этом торжестве

важнее всех; на голове

ремни, повязанные так,

что тьма в глазах, кровь бьется как

дурная, бешеная, в ней

подл страх час от часу сильней.


АНТИСТРОФА 1


Малая рать, лишившаяся

первого из бойцов,

так плохо, трусливо бившаяся,

если к лицу лицо,

выросла до размеров

Рока, и смерть сама

нам поборает – каждому

дорога его пряма.

Ты первый, Синон, из наших

скажешь троянцам, что

вся-то их жизнь окончена:

завтрашний день пустой,

без Трои и без троянцев,

нам предстоит встречать.

Простите, прощайте, тевкры:

ваш черед умирать.


Корифей

Застала за подлым делом

нас, брат, с тобой судьба.

Так-то для ней стараемся,

воюем войну; она

связала нас крепко-накрепко,

узелки – нет, не развязать;

то, в чем мы, брат, участвуем, –

общее нам; сказать

нечего нам друг другу;

жест – меч наружу – ткнуть –

ты мне, ну или я тебе –

в одно из смертельных мест.


Мы как-нибудь, брат, успеем

тебя и твоих мечом;

огня не скупясь напустим

на каждый сух, дымен дом;

ни старого и ни малого –

мы никого щадить

не думаем и не можем,

тебе и твоим не жить.

Мы как-нибудь, брат, успеем

вашу Трою с землей сравнять.


Так проще, и так положено.

Была б твоя воля, брат,

ты также бы нас оружием

и наших. Но бог богат

для нас, греков, благом, ты ж бери

остатки: сколь горя, бед

бессмертные напридумывали

в благости-то тебе!


Хор загораживается деревянными конструкциями. Весь следующий эпизод он находится внутри коня. Менелай, Одиссей, другие вожди поднимаются на орхестру и тоже прячутся за деревянными щитами хора. На сцене остается один Синон.


ЭПИЗОДИЙ 2


На сцену выходят троянские старейшины во главе с Приамом. Приам явно растерян и не знает, что делать. В толпе начинает лихорадочно шастать и что-то нашептывать Синон.


Приам

Чудовищное нечто – нет, священное –

нет, то и это разом. Боги грозные,

молю вас, дайте знак: молиться или жечь,

что с этим делать? Старцы благородные,

мужи совета и цикады совести,

скажите! Оскорбить богов боюсь – и нет

Перейти на страницу:

Похожие книги

Общежитие
Общежитие

"Хроника времён неразумного социализма" – так автор обозначил жанр двух книг "Муравейник Russia". В книгах рассказывается о жизни провинциальной России. Даже московские главы прежде всего о лимитчиках, так и не прижившихся в Москве. Общежитие, барак, движущийся железнодорожный вагон, забегаловка – не только фон, место действия, но и смыслообразующие метафоры неразумно устроенной жизни. В книгах десятки, если не сотни персонажей, и каждый имеет свой характер, своё лицо. Две части хроник – "Общежитие" и "Парус" – два смысловых центра: обывательское болото и движение жизни вопреки всему.Содержит нецензурную брань.

Владимир Макарович Шапко , Владимир Петрович Фролов , Владимир Яковлевич Зазубрин

Драматургия / Малые литературные формы прозы: рассказы, эссе, новеллы, феерия / Советская классическая проза / Самиздат, сетевая литература / Роман