– Они пришли получить от меня пожертвование на празднование Дня обманов, – сказал Моргенес, закрывая дверь за священниками, которые уже затянули какую-то невнятную веселую песню. – Подержи лестницу, Саймон.
На верхней ступеньке примостилось ведро с красной краской, доктор потянулся к нему, выудил упавшую в него кисть и принялся рисовать над дверным проемом странные знаки – угловатые символы, каждый из которых превращался в крошечную, сбивавшую с толку картинку. Они смотрели на Саймона, точно древние тексты из некоторых книг Моргенеса.
– А это еще зачем? – спросил Саймон.
Продолжавший яростно рисовать Моргенес не ответил, а Саймон убрал руку, которой держал лестницу, чтобы почесать лодыжку, и лестница начала угрожающе раскачиваться. Моргенесу пришлось ухватиться за перемычку двери, чтобы не упасть.
– Нет, нет, нет! – рявкнул он, пытаясь не дать краске выплеснуться из ведра. – Ты и сам все прекрасно знаешь, Саймон. Вот правило: все вопросы в письменном виде! Но подожди, пока я слезу – если я упаду и умру, кто тогда тебе ответит? – И Моргенес принялся рисовать дальше, что-то бормоча себе под нос.
– Извините, доктор, – сказал Саймон, не сумев скрыть своего возмущения. – Я забыл.
Прошло несколько мгновений, когда тишину нарушал лишь шорох кисти Моргенеса.
– Неужели мне всегда придется записывать свои вопросы? Я не могу писать так же быстро, как мне в голову приходят вещи, о которых я хотел бы вас спросить.
– А в этом, – ответил Моргенес и, прищурившись, принялся изучать последний мазок кисти, – и состояла главная идея данного правила. Ты, мальчик, изобретаешь вопросы так же быстро, как Бог создавал мух и бедняков – целыми стаями. А я уже старик и предпочитаю сам устанавливать скорость передвижения.
– Но, – и тут в голосе Саймона появилось отчаяние, – я буду писать до конца своих дней!
– Я могу придумать множество менее достойных вариантов времяпрепровождения, на которые ты можешь потратить свою жизнь, – ответил Моргенес, спускаясь с лестницы и поворачиваясь, чтобы оценить проделанную работу – арку диковинных букв, огибавшую дверной проем. – К примеру, – добавил он, бросив на Саймона проницательный взгляд, – подделать письмо, чтобы попытаться стать стражником Брейагара, а потом провести жизнь рядом с другими мужчинами, которые будут рубить тебя своими мечами на кусочки.
«Проклятье, – подумал Саймон. – Пойман, как крыса».
– Значит, вы… знаете, да? – наконец спросил он.
Доктор кивнул, и с его лица не сходила гневная улыбка.
«Да спасет меня Усирис, какие у него глаза! – подумал Саймон. – Точно иглы. Его взгляд страшнее, чем голос Драконихи Рейчел».
Доктор продолжал за ним наблюдать, и Саймон уставился в пол. Наконец, мрачным голосом, который прозвучал совсем по-детски, он сказал:
– Я виноват.
Теперь доктор, словно кто-то перерезал державшую его на месте веревку, начал расхаживать по комнате.
– Будь у меня хотя бы малейшее представление, для чего ты намеревался использовать письмо… – бушевал Моргенес. – О чем ты только думал? И почему,
Где-то в глубине души Саймон радовался, что доктор так сильно огорчен, – в той ее части, что жаждала внимания. Однако другая испытывала стыд. Где-то еще – так, сколько же Саймонов существует? – находился спокойный заинтересованный наблюдатель, который с интересом ждал, какая часть заговорит сейчас за всех.
Мельтешение Моргенеса по комнате стало действовать ему на нервы.
– Кроме того, – сказал Саймон, – вам-то какое дело? Это ведь моя жизнь, не так ли? Жизнь глупого кухонного мальчишки! К тому же они меня не захотели… – Саймон говорил уже едва слышно.
– Тебе бы следовало испытывать благодарность! – резко сказал Моргенес. – Благодарность за то, что они не захотели тебя взять. Что за жизнь тебя бы ждала? Сидеть в казармах, играть в кости с другими необразованными деревенщинами в мирное время и получать удары копьями и мечами, или стрелу, или попасть под копыта лошади во время войны. Ты не знаешь, глупый мальчишка, – быть легковооруженным пехотинцем, когда по полю боя скачут живущие в роскоши безмозглые рыцари, ничуть не лучше, чем стать воланом на играх в День Леди. – Он повернулся к Саймону лицом: – Ты знаешь, что Фенгболд и его рыцари сделали в Фальшире?
Юноша не ответил.
– Они сожгли весь квартал, где жили торговцы шерстью, вот что они сделали. Женщин и детей вместе с остальными – и только из-за того, что те не захотели отдать своих овец. Фенгболд приказал наполнить корыта для овец кипящим маслом и облить главных торговцев шерстью, все они умерли в страшных мучениях. Шесть сотен подданных Фенгболда были убиты, а он и его люди вернулись в замок с песнями! И ты хотел присоединиться к такой компании!
Теперь Саймон рассердился по-настоящему. Он почувствовал, что его лицо горит, и ему стало страшно, что сейчас он расплачется. Бесстрастный наблюдатель Саймон куда-то исчез.