Трон Принцессы

Я не знал, что еще можно было сказать. Я не желал смерти Яну Холмсу. Я не желал смерти большинству людей, несмотря на свои человеконенавистнические наклонности.

— И это все? — Том выплюнул.

Я спокойно посмотрел на него.

— Я не был тем, кто убил его, ясно? Отвали.

Он снова толкнул меня в грудь, на этот раз сильнее. Я позволил себе споткнуться на пару шагов.

— Тебе насрать, не так ли? Он был нашим боссом. Он наставлял нас. Мы работали вместе. Он относился к тебе как к сыну.

— Я никому не сын, — коротко ответил я.

— Да, и ты просто чертовски стремишься никогда этого не забыть! — Том залился горьким смехом. — Ты действительно любишь всю эту измученную испорченную личность. Заставляет тебя чувствовать себя важным, не так ли?

Мне надоело ругаться за то, чего я не делал. Конечно, Холмс был одним из нас, но я никого не считал родным. Даже самого Тома. Семья была обузой других людей. У меня были знакомые.

— Послушай, это неконструктивно. — Я вздохнул.

— Знаешь, что неконструктивно? — Том сжал мой воротник в кулаке. — Тот факт, что у тебя ни черта нет сердца.

— Без сердца лучше, чем слишком большое сердце. Вспомни, откуда ты пришел. Жизнь не прекрасна.

Он внезапно отпустил меня, и мне хватило такта притвориться, что я отшатнулся от удара.

Две минуты спустя несколько полицейских машин и черный седан остановились перед входной дверью Яна. Мы дали им наши заявления, затем наши визитные карточки. Мы взвесили то, что, как мы думали, произошло. Кто, как мы думали, может стоять за этим.

— Козлов, — твердили мы. — Его зовут Козлов.

Как будто не знали. Как будто они не рвали свои задницы, пытаясь поймать его в эту самую минуту. То есть, если они не были в его кармане и в его платежной ведомости.

Они отправили нас в путь и попросили позвонить им, если мы вспомним что-нибудь еще. Стандартный протокол.

На обратном пути к дому Братц я подумывал сказать Тому, что сожалею о его утрате, но потом вспомнил, что он просто использует это как способ отлупить меня за то, что я не чувствую себя так дерьмово, как он.

Том первым нарушил молчание. Это случилось, когда мы выехали на межштатную автомагистраль 5 и застряли в одной из самых длинных пробок, известных человечеству.

— Ты же знаешь, что это русские. — Его челюсть тикала. Он был в темных очках, поэтому я не мог видеть его выражения, но у меня было ощущение, что у него затуманенные глаза.

— Логика подсказывает.

— Они безжалостны, — сказал он оживленно.

— Большинство людей такие. Но они также бесстрашны. Не очень хорошая комбинация.

Незадолго до того, как я подал прошение об отставке и ушел в ряды, я участвовал в кровавой операции против Братвы в Лос-Анджелесе. Это были отъявленные преступники, приехавшие сюда после распада Советского Союза и менее чем за три года выбившие из Лос-Анджелеса итальянскую мафию, оставив после себя реки крови. ФБР, вероятно, вполне удовлетворилось бы тем, что позволило бы двум бандам поубивать друг друга, но во время моей службы русские стали неряшливыми — опьяненными властью — и часто заявляли о жертвах среди гражданского населения.

Ошибочные личности, неудавшиеся убийства, перестрелки среди бела дня заставили нас вмешаться. И мы вмешались. Только мы не имели дела с любителями. Вскоре у этих людей были наши имена, наши адреса, список наших близких. Особенно мы с Томом были в их дерьмовом списке. Они узнали о нас от своих друзей в Чикаго. Как мы работали с итальянцами. У Козлова была пуля с моим именем еще до того, как я узнал о его существовании.

Русские сопротивлялись. В конце концов нам удалось бросить некоторые из них в банку, но не так много, как хотелось бы.

И не главного злодея — Василия Козлова.

Ян Холмс руководил этой операцией. Он, без сомнения, был для них мишенью. И что вы знаете? Они решили, что его время вышло.

— Они хлопают в ответ. — Том погладил линию подбородка. — Годы спустя.

— Технически, разве Холмс не ушел на пенсию в прошлом году? — Я спросил. — Он занимался их делом намного дольше, чем мы. И они не совсем хорошо играют.

— Теперь, вот где это становится липким для меня. — Том откашлялся, бросив на меня неуверенный взгляд. — Ты здесь, в Лос-Анджелесе. У них есть твое имя, твоя принадлежность к Моруцци. Это делает тебя мишенью.

Я пытался сказать ему об этом, когда он попросил меня занять этот пост.

— Я могу позаботиться о себе, — решительно сказал я.

— Я в этом не сомневаюсь. Но тогда ты подвергнешь риску и Хэлли.

Он не ошибся, но я также не собирался позволять кучке подонков вмешиваться в мои планы, мои стремления, мою карьеру.

— Я бы хотел посмотреть, как они попытаются добраться до нее.

— Я не шучу, — сказал Том, выглядя мрачным, как дерьмо.

Он действительно тяжело переживал смерть Яна Холмса. Я представил себе, что он собирается позвонить дочери и, возможно, помочь организовать его отпевание. Вот таким человеком был Том. Сломанный, но каким-то образом склеенный в нечто целое.

— Ты собираешься подвергать ее риску вместо того, чтобы устранить риски, которые могут подвергнуть ее опасности.