Тропа Крысиного короля

– Вы занимаетесь добычей рубинов уже пятнадцать лет, – сухим официальным тоном произнес Терри. Кроме отчетов королевского статистического бюро он прихватил с собой и «Вестник геологического общества»: посвятил дорогу чтению большой статьи о северных драгоценностях. – До того, как северные шахты попали к вам в руки, они были почти истощены: все знают, что легендарные камни прошлого остались в прошлом. Да и сам Ангеат был почти заброшен, в крепости жила всего пара семей. Но тут появляетесь вы – и, о чудо! – от корней гор прорастают чистейшие камни, а Ангеат превращается в уютнейшее место с новыми обитателями. Готов поклясться, теперь кто угодно с удовольствием приехал бы сюда жить.

Мия поежилась. Осунувшееся лицо сделалось еще бледнее. Плохо же ей в гостеприимном доме опекуна!

Оливер непринужденно улыбнулся.

– Должно быть, дело в том, что я разбираюсь в геологии. Я вижу те мелочи и пустяки, которые не замечают другие, – и нахожу камни. Просто наука и новейшие способы разработки, вот и все. А люди, люди всегда приходят туда, где им хорошо. Такова их природа.

Терри отставил бокал на низенький столик с закусками, сунул руку в карман сюртука и вынул потрепанную записную книжку, пошелестел страницами, находя нужную, ту, на которую выписал несколько фраз из статьи, и сказал:

– Есть старинное поверье: там, где прольется кровь невинной девы, прорастут драгоценные камни. Рубиновая мать, так ее называют. В былые времена на Акувенском архипелаге даже приносили девушек в жертву перед началом разработки. Я проверил записи статистического бюро: в Ангеате и Баллихаре все это время умирали девушки от врожденного порока сердца, и первые смерти начались как раз пятнадцать лет назад. Была, правда, одна покойница, которой стукнуло тридцать восемь за два дня до смерти, но полагаю, что в анатомическом смысле она тоже была девицей. Я убежден: на севере есть серийный убийца, который работает под народную легенду. И он заинтересован в том, чтобы переложить вину на вас.

– Почему же? – Оливер вопросительно поднял левую бровь: он выглядел искренне удивленным.

– Смерти девушек вам выгодны, – невозмутимо ответил Терри. В работе он предпочитал не ходить вокруг да около, а говорить открыто. – Если, разумеется, исходить из народной легенды. Именно их кровь выращивает для вас рубины.

Улыбка Оливера была такой беспечной, словно речь шла не об убийствах, а о чем-то вроде прогулки в парке.

– А если мы будем исходить не из легенды, а из того, что это может быть какое-то местное заболевание? – предположил он. – Например, из-за воды?

Терри спрятал записную книжку и заметил, как взгляд Оливера на мгновение сверкнул ледяным крошевом. Суровый северный колдун на миг выступил из-под маскарадного одеяния светского льва и вернул маску на место.

– Из-за воды страдали бы все: и мужчины, и женщины. Не только невинные девицы, – ответил Терри. – Я приехал сюда, чтобы найти правду. И надеюсь, что мне не будут мешать.

VI

Вечером Мия и Эрик отправились в погребок Ульфа. Шелест в стенах стал громче, и в Мие снова проснулся страх – так что когда Эрик заглянул к ней и пригласил прогуляться по хорошей погоде и попробовать знаменитой Ульфовой медовухи, она не стала отказываться.

После похорон прошло несколько часов, но обитатели Ангеата вели себя так, словно ничего особенного не произошло. Помянув девушку на кладбище, люди занялись своими делами. Мертвую не вернешь, если будешь убиваться по ней, – значит, и не стоит лить слезы, лучше готовиться к Новому году и его новым делам и надеждам.

Возле наряженной елки снова развернулась бойкая торговля пряниками и сбитнем, чуть поодаль играл маленький оркестр из скрипки, гитары и дудки, разрумянившиеся девушки и парни с хохотом забрасывали друг друга снежками: жизнь продолжалась, и это, наверное, было правильно. Мертвые ушли в землю и не вернутся, так что незачем рвать себе сердце.

«Наши мертвые всегда с нами», – снова вспомнила Мия слова Оливера, и на улице словно бы стало холоднее. Небо, усеянное звездной россыпью, нависало слишком низко, давило, и Мия прибавила шага.

Вход в погребок был украшен еловыми ветками и золотыми фонариками. Эрик толкнул тяжелую темную дверь, прошел внутрь, не пропуская вперед свою спутницу, и Мия скользнула за ним. Странные здесь, конечно, представления об этикете. Впрочем, лестница была довольно крутой, и Мия обрадовалась, что не идет первая.

Погребок был полон народу, и на мгновение Мию оглушило крепким запахом медовухи, звонкими голосами, грохотом кружек, здравицами и веселой мелодией скрипицы. Эрик по-прежнему шел впереди, не оборачиваясь на свою спутницу, – он прорубался сквозь толпу, как лопата сквозь снег, и Мия шла за ним, удивленно глядя по сторонам. Столичная барышня из приличной семьи никогда не оказалась бы в таком погребке – с грубо сколоченными столами и лавками, со старым оружием, иззубренным и заржавленным, на кирпичных стенах, с огромными кружками, по бокам которых стекает пена. Эрик пробился к стойке, громко ударил по ней ладонью и приказал:

– Две медовухи, Ульф! Помянем бедную Эвви.