Тропа Крысиного короля

Ульф был высоким широкоплечим стариком с аккуратно подстриженной белоснежной бородой и повязкой на левом глазу. Когда из пальцев Эрика выскользнула серебряная крона и покатилась по стойке, он ловко поймал ее, снял с сушилки две кружки и, нацеживая золотую ароматную медовуху, дружелюбно посоветовал:

– Смотри, дружище, чтоб барышня не захмелела с непривычки. Только мест нету, сидите уж тогда за стойкой.

Мия улыбнулась в ответ. Ей понравилось в погребке – это место казалось пусть и шумным, и слегка диким на ее взгляд, но спокойным. Призраки и тьма убежали от света фонариков и веселья.

– Мы не против, – ответил Эрик и, когда перед Мией поставили ее кружку, посоветовал: – Пейте небольшими глотками и не спеша, а то сильно в голову ударит.

Мия кивнула, немного отпила из кружки. Напиток был похож на крепкий чай с медом и травами, который всегда заваривала мама, когда Мия заболевала зимой. Что еще в нем было? Золотой сок солнца, память о лете и белых ночах, птичьи голоса, охра сосновых стволов.

В нем была материнская любовь – можно было закрыть глаза и представить, что она все еще там. Что она не уходит до конца. Что наши мертвые всегда с нами, и в этом кроется не страх, а надежда.

Мия вдруг рассмеялась и поняла, что захмелела с первого глотка. Ей стало весело, и погребок словно бы сделался просторнее и светлее. Эрик отпил медовухи и с улыбкой заметил:

– Вижу, вам понравилось.

– Да, – улыбнулась Мия, сделав еще глоток. Мелодия скрипицы зазвенела громче и ярче, и Мия подумала, что готова танцевать. Она, конечно, не будет отплясывать с Эриком в деревенском погребке, леди так себя не ведут, но настроение сделалось очень легким, как раз для танцев. – Здесь очень мило. Знаете, я никогда не была в таких погребках.

– А мне приходилось, – сообщил Эрик. – До того, как я приехал в Ангеат, мне пришлось скитаться, так что я видел и такие погребки, и кое-что похуже.

– Что же, например? – удивилась Мия.

Эрик не был похож на бродягу. Он выглядел как раз таким, каким представляют поэтов: ухоженным, восторженным, не знающим земной грязи. Музы подхватывали его на руки и переносили через лужи.

Но сейчас, в этом погребке, он выглядел завсегдатаем, и держался так, как и положено в таких местах, уверенно и вольно.

– Тюрягу он видел, барышня, – ответил Ульф, наполняя новую кружку для лысого господина в потертом сюртуке. – Тюрягу да дом для умалишенных.

Эрик рассмеялся, отсалютовал Ульфу кружкой, но его глаза остались холодными и серьезными.

– Все верно, меня отправили в тюрьму за бродяжничество, – признался он совершенно спокойным, ровным тоном. – Там у меня случился припадок, и все закончилось переводом в Дантон. В таком вот замечательном месте меня и нашел Оливер.

Мия читала о Дантоне в газетах, и мать непременно наказала бы ее, если бы узнала: барышне нужно читать о милых и приятных предметах, чтобы сохранять веселый нрав и приятный цвет лица, а не о том, как несчастных безумцев обливают ледяной водой для успокоения или бросают в карцер без еды на несколько дней. Она отпила из своей кружки и искренне сказала:

– Эрик, мне очень жаль. Вам много пришлось пережить.

– Не стоит об этом жалеть, – с искренней улыбкой ответил Эрик. – Если бы не Дантон и его добрые доктора, которые лупили меня дубинками, чтобы не кричал по ночам, я бы не начал писать стихи. А так нашелся способ сбежать оттуда хотя бы мысленно, и, видит бог, этот способ был прекрасен. Я писал о юге и любви, которых никогда не знал, и мне становилось легче. Ну а потом приехал Оливер и забрал меня. Тогда все пошло на лад.

Мия улыбнулась в ответ, вспомнив, какую шпильку Аделард отпустил в адрес стихов Эрика.

– Я бы хотела почитать ваши стихи, – призналась она и удивилась этому: она ведь никогда не была особенной поклонницей поэзии, в отличие от ее подруг, которые хранили толстенные тома девичьих альбомов с аккуратно вписанными в них стихами.

Ульф махнул рукой.

– Не стоит его об этом просить, барышня, а то мы не заставим его замолчать. Кстати! Сегодня же гадальная ночь, не желаете заглянуть в свое будущее?

Гадания? Звучало интересно: когда-то долгими зимними вечерами Мия любила сидеть с одноклассницами за гаданиями. Комнату освещала единственная маленькая свечка, лица девочек были взволнованными и радостными, и будущее, что им открывалось в миске с водой, по которой плыла ореховая скорлупка, было только счастливым. Всем им предстояло выйти замуж за принцев – нормальных принцев, разумеется, а не таких, как несчастный Берайн, – стать потом королевами и родить множество прекрасных детей.

Куда все это ушло? Куда уплыло по воде, озаренной крошечным тихим огоньком? В какое далекое и грустное место, где ее родители, молодые и красивые, стоят и ждут, когда дочь придет к ним?

– Было бы здорово, – ответила Мия, старательно прогоняя печальные мысли. – А вы умеете гадать? Никогда бы не подумала!

Ульф рассмеялся – казалось, в погребке заухала огромная сова. По стенам поползли тени, словно за спиной Ульфа раскрылись громадные крылья.