– Отличные новости! – обрадовался он. – Если это действительно так, то мы начнем постройку второго крыла для больницы в Баллихаре, и я выпишу сюда нормальных врачей вместо Олафа. Он смотрит в бутылку сливовицы чаще, чем на пациентов.
Люди в погребке разделились во мнениях. Кто-то радостно захлопал в ладоши, а кто-то нахмурился. Мия покосилась на Эрика – тот по-прежнему молчал, и его лицо было таким темным, словно он падал в ледяной бездонный колодец и понимал, что падение будет вечным. У Мии кружилась голова, в горле ворочался комок тошноты.
Крысиный король. Мать Матерей. От этих слов веяло безжизненной тьмой и туманом над гнилыми болотами.
– Все бы ничего! – Ульф взял полотенце и принялся натирать стойку. – Да только для этого Мать Матерей должна отдать свою кровь корням гор! Быть беде, это уж точно! Страшно за вас, миледи, вот в чем штука. Очень страшно.
Мия вздрогнула, словно ее ударили невидимой плетью по спине – она даже почувствовала обжигающее прикосновение веревки с узлами к коже. Оливер посмотрел на Ульфа со снисходительностью родителя, который слушает наивные глупости ребенка. Его искренне забавляла хмурая уверенность Ульфа и перепуганные лица девушек. Хотела бы Мия сейчас быть настолько уверенной в том, что все гадания лишь пустяки и девичьи забавы!
– Глупости! – отрезал Оливер настолько решительно, что Ульф даже отступил к своему шкафу с бутылками, словно испугался удара. – Ульф, все это чушь собачья, и незачем запугивать девиц, они и без того от страха еле дышат. – Он бросил хозяину погребка золотую крону, расплачиваясь за угощение, и Эрик, словно повинуясь невидимому знаку, протянул Мие ее шубку.
Втроем они вышли на улицу, и на какое-то время Мия замерла, вдыхая свежий морозный воздух и ни о чем не думая. Вечерняя морозная свежесть взбодрила ее и помогла опомниться. Над головой в ледяной черноте расцветали россыпи созвездий, воздух пах корицей, выпечкой и еловыми ветвями, и Мия наконец-то почувствовала, что Оливер прав.
Нет никаких Крысиных королей. Нет Матери Матерей. Скоро Новый год, и в мире нет ничего опасного и непредсказуемого – вот так она будет думать, чтобы не сойти с ума в северной цитадели. Какое-то время они молча шли в сторону дворца, в котором ярко горели окна, делая здание похожим на декорацию праздничного спектакля, а потом Эрик вдруг указал в сторону дверей крошечного магазинчика под вывеской с неразличимой надписью и негромко предложил:
– Давайте зайдем. Это ювелирная лавка, куплю вам подвеску с рубином. – Он смущенно посмотрел на Мию, словно говорил о чем-то неподобающем и возмутительном. – Камень, подаренный с чистым сердцем, станет оберегом от сил зла. Вам тогда нечего будет бояться.
С того момента, как девушки выбежали из подвала, Эрик молчал: держался рядом, слушал, кивал, но не произносил ни слова. Мия увидела, что на бинтах снова проступила кровь. Оливер одобрительно улыбнулся и произнес:
– Отличная мысль, на мой взгляд! Ты, кажется, еще не потратил гонорар за «Северные песни»?
Эрик едва заметно улыбнулся и опустил глаза, словно Оливер заставил его смутиться еще сильнее. В нем не было того гонора столичных литераторов, который приказывает каждое их слово считать гениальным, а каждую букву – шедевром.
«Надо будет обязательно почитать его стихи», – подумала Мия с неожиданным теплом и ответила:
– Нет. Все что угодно, только не рубин.
Улыбка Эрика сделалась шире.
– Хорошо, – согласился он. – Пусть будет жемчуг.
VII
Мия не думала, что вообще сможет заснуть. После ужина она переоделась ко сну, села на кровать с одной из книг из библиотеки Оливера, но читать так и не смогла. Она крутила в пальцах жемчужную подвеску – простенькую, почти детскую; продавец вынимал ее из запыленной витрины с плохо скрываемой радостью, должно быть, давно никому не мог продать, и перед ней кружилось голубое облако, сквозь которое проступала человеческая фигура.
Тристан Кейдн восставал из мира мертвых, но здесь, на севере, он и не умирал вовсе.
Сон навалился на нее тяжелым душным туманом, и в какой-то момент Мия испугалась, что задохнется. Она стремительно летела куда-то сквозь темный колодец и тьму, которая не была пустой. В ней дрожали и возились чьи-то тонкие бледные руки, пытались схватить ее, с треском ломая пальцы, но Мия продолжала лететь, не успевая даже испугаться.