Тропа в бесконечность (СИ)

Я знаю, что, если мы пойдем туда, я смогу обнять Гермиону, смогу прикоснуться к ней. Точнее, там это будет делать намного приятнее. Почему? Потому что ей нравятся цветы, Драко, как и всем девушкам. Ты должен ее порадовать. Подари ей целое поле цветов. Вы будете кружиться по нему, взявшись за руки, а потом ты подхватишь ее под ягодицы, и она ниспадающими на твои плечи волосами отрежет тебя от всего мира. Ты будешь прижимать ее к себе, ощущая все округлости ее тела. Ты сможешь…

— …ако!

Ее голос резко возвращает меня в реальность, и я останавливаюсь в паре шагов от нашей тропинки. Одной рукой она держит меня за ладонь, наши пальцы переплелись, а вторую положила на мое плечо, вцепившись в ключицы.

Я сглатываю и смотрю вверх, скидывая с себя морок.

Это все цветы.

— Я не уверена, но похоже, что это валлийский ландыш, — тянет Гермиона, ее рука на моем плече сжимается и разжимается, делает легкие поглаживающие движения.

— Валлийский ландыш? — втягиваю воздух, чтобы не начать тереться об ее ладонь, как котенок. Хочется скулить и прижиматься к ней всем телом.

— Да, — выдыхает она, и мне сносит крышу. Я медленно разворачиваюсь, пока она продолжает:

— Это очень редкий цветок. Когда он входит в фазу… опыления, — она сглатывает, и я смотрю на нее, глаза в глаза, рука в руке, — он выделяет определенный феромон.

— Феромон? — уточняю и делаю крохотный шаг ближе. Я в плену ее губ, пусть она вечно говорит слово «феромон», чтобы ее рот так правильно округлялся.

— Валлийский ландыш крайне трудно достать, — продолжает она хриплым голосом, и перед моими глазами проносятся фантазии, как я сжимаю ее талию так, что чувствую тазобедренную косточку под большим пальцем. Мне хочется двигать бедрами и вжиматься в ее промежность, пока она будет метаться подо мной и стонать от того же безумного желания, что и я. — По силе действия его пыльца превосходна… превосходит Амортенцию, — она оговаривается и краснеет еще больше.

И когда я понимаю, что Гермиона сжимает бедра и слегка прогибается в пояснице, мир вокруг меня рушится.

Мы внезапно оказываемся очень близко друг к другу, вокруг все смазанное, и я вижу и чувствую только ее. Ее тяжелое дыхание опаляет мой подбородок, ведь она смотрит прямо мне в глаза и тянется ко мне всем телом.

Глаза отказываются фокусироваться на чем бы то ни было, как будто я очень пьян, и передо мной кружатся ее скулы, плечи, локоны, руки, она прижата ко мне, и мы медленно тремся друг о друга, потому что иначе стоять слишком больно. Закатываю глаза и прикрываю их, проводя подбородком по ее виску. Наши руки по обе стороны от тела, болтаются, как плети, и Гермиона первая кладет их на мои бедра, разрешая мне наконец провести по ее узким плечам вверх и вниз, вверх и вниз в исступлении.

Толкаюсь бедрами, ведь терпеть эту пытку больше нет сил, и даже не хочу представлять, насколько уязвимым и возбужденным кажусь со стороны. Она поскуливает, упираясь лбом в мою грудь, и стонет от невозможности продолжения.

Мы должны сдерживаться.

Почему?

Потому что это не взаправду.

Но вы настоящие, Лес настоящий, земля настоящая, ее вагина в нескольких сантиметрах от твоего подрагивающего члена.

Потому что это все цветы.

Они всего лишь подтолкнули вас к действию.

Потому что она не выбрала бы это…

Гермиона стонет в голос, и поток моих мыслей прерывается.

В ушах стучит кровь, и я всей кожей хочу чувствовать ее.

Обнимаю ее полностью, чему она, кажется, рада, потому что ее запястья тянутся по всей моей спине к лопаткам, и Гермиона сжимает пальцы.

Ее бедра обхватили мое. Выдыхаю от усилившегося возбуждения, хотя, казалось бы, куда больше.

Мой пульс зашкаливает, когда она трется о мое бедро. На ней нет белья, наверняка все эти швы…

Стону, и она вторит мне.

— Я не могу, не хочу останавливаться, — умоляюще шепчет Гермиона. — О, пожалуйста…

Я растворяюсь в ней, мы ласкаем себя друг об друга, пропадая в чрезвычайном наслаждении.

Глажу ее везде, где могу достать: затылок, поясница, бедра, спина, она такая манящая, такая здесь-и-сейчас, и мне тоже не хочется останавливаться.

Она хнычет, и мне становится страшно, что сейчас она отстранится от меня, отвергнет, она не хочет меня, она не хочет…

Гермиона берет меня сзади за шею и притягивает к себе, и мы, стукнувшись лбами, дышим друг другу в лицо. Ее губы где-то рядом, мажут меня по щеке, и я стону, ощутив уголки ее губ своими.

— Нам надо… Нам надо идти, — выдыхаю я и всхлипываю, когда ее промежность задевает головку моего члена.

— Надо, — соглашается она, ее щека скользит по моей, и вот теперь Гермиона дышит мне в ухо, а я невыносимо хочу укусить ее за ключицу.

Слегка надавливаю пальцами на мышцы ее шеи сзади, и она стонет мне в ухо, вынуждая меня вдавить стояк ей в живот, напрягая ягодицы. Ее губы находят мочку моего уха и ласково посасывают ее, отчего мне приходится отчаянно схватить ее за задницу и насаживать на свой таз.

— Надо остановиться, — если бы она знала, сколько сил у меня ушло, чтобы это сказать. — Гермиона, нам… Нам надо остановиться.