Тропа в бесконечность (СИ)

— Тебе не кажется, что что-то изменилось? — подает голос Грейнджер, шагающая маняще близко позади меня, так, что я чувствую ее спиной. — Запах или… что-то неуловимое, — предполагает она, и я замедляюсь. Ей приходится уткнуться носом прямо мне в плечо, отчего я вздрагиваю.

Я останавливаюсь и смотрю по сторонам.

— Пения птиц давно не слышно, — замечаю осторожно. — Что за запах ты чувствуешь?

— Раньше была свежесть, а сейчас что-то более… тяжеловесное, — она пытается подобрать слова, помогая себе руками. — Если сравнивать с парфюмом, то это похоже на душный вечерний аромат.

— Возможно, — принюхиваюсь я. Никогда не разбирался в этих тонкостях. — Похоже на тетушку Гойла, — хихикаю я, и Гермиона мне вторит.

Оглядевшись, не замечаю ничего особенного.

— Здесь только одна дорога, — я пожимаю плечами. — Но давай будем осторожнее.

И я сам не знаю, как это вышло — хотя я просто не хочу это признавать, — но моя рука делает какой-то неопределенный жест, обращенный к Грейнджер, и она пялится на нее непозволительно долгое время, и, когда я уже совсем покраснел, она протягивает и свою руку. Мы не то чтобы сцепили ладони, скорее, соприкасаемся ими, идти так ужасно неудобно, но во мне бурлят эмоции, а в животе пульсирует.

И вот мы идем, и вокруг действительно душно. Стараюсь смотреть под ноги. Вокруг то и дело мелькают цветы, похожие на мелкие белые колокольчики.

Ощущение ее руки в моей отдается по всему телу. Я — пружина. Кажется, жар от меня должен плавить воздух вокруг.

— Д-малфой, — запинается Грейнджер, — не торопись.

Она просит тебя, Драко.

Замедляю шаг, и пах наливается напряжением.

Я уже давно пытаюсь отмахнуться от мыслей о том, как Грейнджер прижималась ко мне ночью, но мы идем слишком медленно, и моему мозгу больше не на что отвлекаться.

Интересно, ее волосы всегда такие мягкие? Гладкие или застревают между пальцами? Я совсем не почувствовал, какие они, в тот раз.

Ты собрался трогать ее волосы, Драко? После того, что ты сделал с ней?

А ее губы?

Капелька пота стекает по виску, пока я жмурюсь, не в состоянии перестать обдумывать разные шаловливые ситуации, в которых мы могли бы оказаться.

Например, сейчас она споткнется, а я поймаю ее, и моя рука непременно окажется где-то на ее ребрах, так, что подними выше на сантиметр, и упрешься ребром ладони в мякоть груди. Грейнджер будет смотреть на меня, пока я буду навечно в этом мгновении. Или — представим всего на секунду — мы найдем озеро и захотим искупаться. Нам придется раздеться, и что, если мы не будем испытывать никакого стеснения друг перед другом? Я представляю, как смотрю ей в глаза, расстегивая рубашку, а рядом плещется зеркальная свежесть.

А может, размышляю я и снова зажмуриваюсь, но уже для того, чтобы подольше повисеть в сладких мечтах, может, мы заснем, и я буду прижимать ее к себе, чтобы уберечь от холода? Я смогу ощущать все ее тело на себе, с этими великолепными сосками, что уже два дня указывают на меня каждый раз, когда я поворачиваюсь к ней. Грейнджер будет елозить по моей груди. Я буду держать руку на ее пояснице, и, если мне повезет, случайно проникну под водолазку и пояс тесных джинсов. Ее кожа обожжет мою, и я рассыплюсь на тысячи мелких осколков. Когда моя нога затечет, мне придется пошевелить ей, и мое колено окажется между ее стройных ног. Я буду впитывать бедром жар ее промежности.

Мой член истекает смазкой, и я счастлив, что иду впереди. Скорее, даже тащусь. Грейнджер дорога тоже дается нелегко, потому что мне приходится чуть ли не волочь ее за руку. Разворачиваюсь к ней и вижу ее потное красное лицо с затуманенными глазами. Губы очаровательно приоткрыты, а вторая рука прижимается к груди.

— Это труднее, чем мне казалось, — хрипит она и обмахивает себя ладонью. — Очень, очень душно.

— Нам нужно привалиться? Э-э, то есть, привал. Остановиться, — поправляю себя, и хочется откусить себе язык. Стараюсь стоять к ней в полоборота, чтобы она не обратила внимание на выпуклость размером с холм на моих брюках.

Она несколько раз переминается с ноги на ногу, прикрыв глаза, и отвечает:

— Лучше пойдем.

Я благодарю ее за неосознанную деликатность.

Мы проходим еще несколько сот шагов — мне нечем дышать, я валюсь с ног.

— Драко, — зовет она, — смотри…

Я оборачиваюсь и устремляюсь взглядом в указанном ей направлении.

Справа от нас, в небольшой дымке, начинается поляна, сплошь усеянная белыми цветами.

— Так красиво, — зачарованно говорит Гермиона, и ее голос звучит ниже, чем я его помню. — Они очень… Я хочу… — она делает маленький шаг в направлении поляны, но я рывком возвращаю ее на место.

— Там опасно. Нельзя туда ходить.

Меня тоже завораживает эта поляна. Кажется, стоит ступить на нее, и я обрету свежесть и покой, и Гермиона наконец сможет нормально дышать.

Замечаю, что мы оба уставились на эти цветы.

Что-то здесь не так.